Иван Беденко - Код человеческий [litres]

Итак, человек ничего никогда не боялся, двуногие побеждали смертельно опасных хищников, выживали в ледниковые периоды, приспосабливались к засухе и жаре, приручали животных и меняли ландшафты. Не встречалось еще силы, способной противостоять нам. Казалось бы, одно усилие – и от вурдалака не останется мокрого места. Но он неистребим – существует поныне.

Почему в Мечетке помнят, а в городе нет?

Ходит какой-нибудь обыватель на работу, спит, ест, растит детей, платит налоги. Как всегда, чего-то не хватает, как всегда, нужно что-то успеть раньше остальных, но в целом жизнь идет обычным ходом, и… ра-а-а-аз, внезапно на ХАЭН поступает сообщение о трагедии – потеря близкого человека. Его сбивает автомобиль. Дорогой автомобиль, за рулем которого сильный мира сего. Тот пьян, разнуздан и переживает лишь по поводу «неудобств», связанных со смертью некстати попавшего под колеса сброда. В минуту горя и отчаяния обыватель отчетливо увидит в убийце не человека, поскольку схожая анатомия еще не залог человечности, а истинную сущность – звериную. Да-да, тот самый вурдалак, сожравший внутренности и схоронившийся под скорлупой такого же, как вы. Низменная трусость, ненависть, пренебрежение к ближнему руководят этим чудовищем, оно легко нарушает правила тех, с кем его уже ничто не связывает. Вурдалак там, где деньги. Он питается слабостями, провоцирует, его давление не ослабевает ни на секунду: «Посмотри! Можно жить красиво. А зачем жить некрасиво? Жизнь-то одна!» Он предлагает простую и привлекательную идею – суть всего, альфа и омега отражаются в деньгах. Через них жизнь наполняется содержанием, без них – безвестное прозябание, зря истраченное время. Допустим, я верю, а дальше? Рано или поздно наступит момент, когда остальные превратятся в планктон, которого не жалко. Даже если сам ты – планктон. Канонические правила игры.

Трагедия, вероятность которой казалась неимоверной, случилась, несчастный обыватель переживает всем сердцем, но никто не услышит и не посочувствует! Снимут рейтинговую передачу с убийцей, пользуясь случаем, сведут счеты враги, но никто не посочувствует обывателю! Город – дом вурдалака, тот слишком приелся горожанам, чтоб они сочувствовали жертвам, и вырос в такого гиганта, что никто уже не видит его. Он часть всего.

В Мечетке и окрестных станичках нет пока для твари питательного бульона, тут его в любом пришельце моментально распознают.

Тогда ночью на окраине Защекинска тварь наведалась к Игорю, чтоб рассмотреть своего смертельного врага. Вурдалак взбешен. Такие, как Нерв, должны быть уничтожены, никто не может напоминать двуногим Мегаполиса о присутствии нечистого рядом. Никто!

Арбалет, с которым предстояло ходить в степь, дед Никифор мастерил из выдержанного до звона дуба. Кум дядьки подарил драгоценный брусок для заготовки. Старик подолгу обрабатывал будущее ложе инструментом, приговаривая: «Добрый выйдет самострел!» – а тот, словно отвечая на заклинания создателя, все явственней проступал в форме. Настал момент, когда к основе дед приладил лук, стальные направляющие, а в заранее выдолб ленную нишу поместил спусковой механизм.

– Будешь натягивать тетиву руками – не рви резко! – поучал старик. – Лук тугой и еще крепости наберет, я на такой случай тебе вороток соорудил, видишь? Ни у кого нет, а у тебя есть. Ежели слабость в руках окажется, доведи тетиву до язычка, а затем покрути вороток, с ним легше до зацепа тянуть.

«Совершенство», – восхищался Игорь, наблюдая, как дед Никифор поглаживает оружие ладонью.

– Тетиву старайся в сырости не держать и сымай с лука, если долго не стреляешь. Я тебе сальца дам старого, чтоб не съел, – лукаво улыбнувшись, продолжил дед, – мажь им тетивку, а то незабаром пропадет на дождю или в слякоти. Как нужда будет, с зайца жир бери, главно, не забувай: масная тетива не подведет, не покормишь ее – так и каюк!

Наконец легкий, прекрасно уравновешенный «самострел» перешел в руки владельцу, с первой секунды внушив уверенность. За замком на древесину наплывал металлический треугольник с травленым узором из можжевеловых веток и латунными заклепками по краям. Игорь не спеша провел куском желтого сала по тетиве сверху, снизу, так чтобы жир покрыл каждую нитку плетеного тела. Устройство ворота, отозвавшись приятным механическим звуком, уверенно потащило тетиву к защелке. Стрела послушно заняла положенное место в направляющем желобе и затаилась легавой. Игорь поднял арбалет, поймал в прорезь прицела чурбан в углу кузницы, вдохнул приятный запах дерева, льняного масла, оружейной смазки… Едва слышно щелкнул замок, и в следующее мгновение, мощно ударив по чурбану, стрела завибрировала точно там, куда целился Кремов.

Дед Никифор довольно крякнул.

– Ха-а-ароший самострел получился!

Где-то вдалеке, посреди черноты ночной пустоши, светилась цепочка голубоватых огней. Их пунктир начинался первым огнем величиной с горошину и продолжался все уменьшающимися, пока не таял тускло-светящейся ниткой за горизонтом. Горошина едва заметно мерцала в потоках воздуха, лениво поднимавшегося от земли. Пока огням не удавалось на равных тягаться со звездами в вышине, и те щедрой россыпью покрывали небо, представая взору во всей чистоте и ясности – яркие, четкие, манящие.

Петро протянул бинокль. В линзах голубоватые огни теряли таинственность и превращались в огромные башни – маяки, отстоящие друг от друга к тому же на большом расстоянии. Ту, которая венчалась «горошиной», начали возводить всего неделю назад. Ныне, почти готовая, она уже озирала окрестности десятками бронированных окон с пятнадцатиметровой высоты. Завтра-послезавтра заложат фундамент следующей.

– Быстро идут, – хмуро произнес Петро, – батька говорит, в городке появилась контора по продаже охотничьих чипов. Вставляешь в ХАЭН, и гуляй возле башен, а нет – так пулю в лоб.

– А за башни в пустошь разрешат заходить? – спросил Игорь.

– Кто его знает? Ох, чую, перепишут нас, как цыплят на ферме, и пикнуть не дадут, – веско рассудил младший Нетреба. – Опять же, до городка добралась какая-то комиссия, проверяют – здешний, нездешний, ХАЭНы сканируют. К чему такая бюрократия?

Последний вопрос прозвучал риторически. Петро присел и закурил папиросу, упрятав огонек в кулаке. Игорь рассматривал копошащихся рабочих, снимавших в лучах прожекторов строительные леса и оборудование.

Бюрократия.

Мегаполис отгораживался от пустоши стеной. Мир, лежащий к северо-востоку, скоро будет потерян навсегда. Неважно, что лишь единицы отчаянных пытались доселе вырваться из плена прогнившего карцера. Сама возможность переступить черту, совершив бросок в неизвестность, позволяла тысячам держаться и не сходить с ума от тоски. Теперь останется лишь обреченность. Игорь даже представил, как это будет. Мегаполис ускорит экспансию, переваривая по пути все отличное, непохожее. Речь о застройке высотками, лимитах на фауну от «Монсанье», прокладке асфальтовых магистралей, речь о проникновении мегаполисного образа жизни, взглядов, системы ценностей в головы всех без исключения людей «внутристенного» пространства. «Стандард оф лайф» разольется волной вокруг, неся знаменем колу, котлетки Макдауэлла, «расслабляющее» кино. Родители перестанут понимать, зачем детям нужны книги, нудная учеба, мораль. Волна поглотит город за городом, общину за общиной и, наконец, обрушится на стену, разорвав последних «не таких» пулеметными очередями из бойниц на башнях с голубыми маяками.