Леонид Сидоров - Проводник

— Там разберёмся, — молодой помощник поспешно увлёк за собой возмущённого кондитера. — Пройдёмте.

За углом бойко застучали копыта. Едва не влетев в шарахнувшуюся толпу, лихо затормозила пролётка.

— День добрый, Филимон Архипович! — разбитной паренёк приветственно махнул картузом. — Кого тут в больничку надоть?

— А, Петруха, — одобрительно глянул городовой. — Наш пострел везде поспел… Сейчас, обожди…Дмитрий Михайлович, у вас из вещей только чемодан и саквояж были?

— Что? Вещи? — Макс задумчиво потёр лоб, припоминая. — Ах, да. Только чемодан и саквояж.

— Вот и чудно, — городовой быстро черканул в книжечке. — Петруха, а ну давай-ка подсоби! И смотри у меня, — показал кулак. — Не тряси! Чтоб как маму родную!

Блеснув белозубой улыбкой, паренек, пыхтя, взвалил чемоданы.

— Филимон Архипович, я вас умоляю! Да рази ж я когда кого-нибудь тряс? Довезём в лучшем виде, не беспокойтесь!

— Ну-ну…

Бережно усадив пассажира, городовой скомандовал:

— Трогай помаленьку.

Пролётка плавно тронулась с места и свернула на Пушкинскую. Макс обеспокоенно оглянулся.

Если память не изменяет, кажется, ещё номер в гостинице был забронирован. Пропадёт теперь. Плакали денежки.

— Не извольте беспокоиться, Дмитрий Михайлович, — доверительно наклонился Филимон Архипович. — Конечно, у нас в Одессе больницы может и попроще, но лечат весьма недурственно, уверяю вас.

— Что? А, нет. Я беспокоюсь отнюдь не о больнице. Номер в гостинице пропадёт. Заранее оплачен. А деньги казённые.

— Ах, это, — пренебрежительно отмахнулся городовой. — Да полноте вам, сущая безделица. Вот устрою вас в больницу, и всё улажу.

— Благодарю вас, — слабо улыбнулся Макс. — Даже и не знаю, что бы я без вас делал. Словно ангел-хранитель.

— Пустяки, — польщено улыбнулся Филимон Архипович. — Это моя работа. Кстати, я так понял, и вы к нам не просто так пожаловали. Простите великодушно, но когда вы были без чувств, пришлось заглянуть в ваши бумаги. Шелководство значит? Похвально.

— Да-да, — рассеяно кивнул Макс. — Шелководство. Всю минувшую зиму и весну провёл с инспекцией в южных губерниях. Тифлис, Ставрополь, и иже с ними. А вот ныне получил бумаги убыть за границу. Вначале Марсель, потом Париж. Признаться, картина сейчас безрадостная по всей Европе, убытки хозяйства терпят преогромнейшие. Мрёт шелкопряд, и всё тут. А что, по какой причине, науке пока неизвестно.

— Марсель, Париж, значит, — Филимон Архипович задумчиво покрутил ус. — Да-с, далековато и весьма. А когда отплывать намерены?

— Думал в воскресенье, а вот теперь уже даже и не знаю, — пожал плечами Макс. — Честно сказать, до сих пор голова немного кружится, да и дышать трудновато. Словно на грудь давит что-то.

— Охо-хо, — вздохнул городовой. — Ничего, даст бог, поправитесь. Воздух у нас здесь морской, целебный. А вот с извозчиками да, прямо беда, не знаю что и делать. Третьего дня в порту одну барышню насмерть стоптали, царствие ей небесное, — размашисто перекрестился. — Уж на что я после Крымских баталий к крови привычен, да и то скажу вам, стало малость не по себе. Извозчик, стервец, зенки с утра залил, да и налетел. Ему-то, пропоице, что, всего лишь каторга, а вот барышню с того света увы не вернёшь… О, а вот, кстати, мы уже и приехали.

В глубине каштановой аллеи показалось белое здание с огромными колоннами.

— Это у нас улица Херсонская, — пояснил Филимон Архипович, между делом кому-то почтительно козырнув, — городская больница. Надеюсь, Матвей Яковлевич на месте. Ученик самого Николая Ивановича Пирогова, смею заметить, — воздел указательный палец в небо, — да-с… Осмотрит вас, и душа моя будет на месте.

Пролётка подъехала к приёмному покою.

— Тпр-р-у-у, — натянул поводья извозчик. Повернулся и озорно заулыбался.

— Ну что, Филимон Архипович, чай не растряс?

Городовой степенно пригладил усы.

— Кхм… Молодец, Петруха. Как и обещал. Теперь голубчик давай с вещами подмогни, заноси в приёмное… Спускайтесь, Дмитрий Михайлович, только заради Христа, держитесь. Что-то на вас лица совсем нет, ей богу…

Придерживаясь за поручень, Макс неловко сошёл на брусчатку. После недолгого сидения в голове зашумело. Прикрыв глаза, несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь справиться с головокружением.

Да уж, повезло, так повезло. Должно быть неплохо обо что-то приложился. Из носа просто так кровь не пойдёт. Как бы вообще сотрясения мозга не было. Накроются тогда все эти Марсели и Парижи большим медным тазом.

— Идёмте, — взял под руку Филимон Архипович. — Только позвольте я вас немного поддержу, от греха подальше.

— Один момент, — остановился Макс при виде возвращающегося паренька. — Всякая работа должна быть оплачена.

Потянулся в карман и вручил горсть серебряной мелочи.

— Держи, Петро. Честно заработал.

— Премного благодарствую, барин, — просиял извозчик. — Дай вам бог доброго здоровьечка! Вот ежели всяк бы так платил, глядишь и я бы скоро…

— Ну, ступай, Петро, ступай, — поторопил Филимон Архипович. — Некогда нам с тобой лясы точить.

Провожаемые заинтересованными взглядами пациентов, зашли в приёмный покой.

— Постой-ка, голубушка! — городовой окликнул спешащую с кипой белья дородную медсестру. — Матвей Яковлевич сегодня принимает?

— Так в смотровой он. Второй кабинет налево по коридору.

— Благодарю вас, душечка. Идёмте, Дмитрий Михайлович.

Остановившись перед дверью, деликатно постучал.

— Разрешите?

— Да-да, войдите!

Тихонько скрипнула дверь. Отложив бумаги, высокий худой мужчина поправил очки и порывисто привстал из-за стола.

— Ба! Филимон Архипович! Добрый день! Какими судьбами?

— Здравствуйте, Матвей Яковлевич. Да вот, опять беда приключилась. Гостя московского к вам привёл…

— Росинский Дмитрий Михайлович, — галантно наклонил голову Макс. — Министерство государственных имуществ, инспектор Московского комитета по шелководству.

— Моё почтение, — кивнул доктор. — Лукин Матвей Яковлевич, земский врач. И позвольте узнать, что же у вас за беда?

— Да беда. Прямо-таки коварная судьба-злодейка, — усмехнулся Макс. — Представьте, везут меня по Ланжероновской, наслаждаюсь прекрасными видами, и тут всего в каких-то пяти шагах от гостиницы на нас налетает пролётка.

— Боже мой, как, опять эти извозчики? — ужаснулся доктор. — Что же вы стоите, право! Немедля же проходите к кушетке и раздевайтесь до пояса! Мне надо вас тщательно осмотреть.

Морщась от боли, Макс стянул перчатки и начал раздеваться, неловко пытаясь совладать с многочленными пуговицами.

— Позвольте я вам помогу, — подошёл Матвей Яковлевич. — Я так понимаю, сознание вы теряли? — осторожно помог высвободить из рукава левую руку.