Марина Дяченко - Солнечный круг [сборник litres с оптимизированной обложкой]

– Попадались только фрагменты, – сказал он, когда она закончила. – Таких статуй. Обломки.

– Маркус, она была… она смотрела на меня. Я не могу объяснить… кажется, рядом с ней совсем нет страха. Пока она здесь, невозможно страдание. Она окружена таким… светом…

– Солнечный круг, – сказал он.

– Что?

– У них было высочайшее мастерство ваяния. Искусство создания статуй… настолько совершенных, что людей вокруг накрывало эмоциями. Скульптор мог считаться подмастерьем всю жизнь, пока ему не удалось изваять хоть однажды свой «солнечный круг».

– Почему ваши не взяли ее с собой, когда эвакуировались?!

– Не нашли, – отозвался он просто. – Она лежала вне досягаемости, в глубине, пока базу не бросили, пока не начались оползни. Тогда она вышла из своих развалин – ненадолго. Может быть, выбралась специально, чтобы с тобой повидаться?

– Не издевайся!

– Моя жена, – сказал он, – готова была что угодно отдать ради того, чтобы откопать в этих песках «солнечный круг». Но основное финансирование, как ты понимаешь, выделялось на поиски модифицированной чумы.

Флаер летел между двух полотнищ: белой пустыни и синего неба. Столб пыли пропал из виду, потерялся в дымке.

– Очень несправедливо, что твоя жена не нашла ее, – сказала Кайра.

– «Справедливость» – в уставе нет такого слова.

– Одни и те же люди придумали сейсмическое оружие – и создали эту статую?!

– Где искусство, там и оружие. И наоборот. Но оружие – это путь к победе. А статуя…

– Ты не понимаешь, о чем я говорю, – сказала она почти с отчаянием. – Ты не видел, как она смотрит. И как улыбается. Ты не чувствовал… не был рядом. В темноте… под землей… и она… и столько любви. Там ничего нет, кроме любви, только свет, который тебя обнимает… Ну невозможно же, Маркус, невозможно без этого жить! Лучше бы ты вытащил из ямы ее, а не меня!

Он развернулся вместе с креслом. Посмотрел ей в глаза:

– Ты в своем уме?

– Нет. – Она глубоко вдохнула, стараясь замедлить пульс, чувствуя, как болят ребра. – Я не в своем уме. Я гораздо лучше.

Морщась от боли, она встала и обняла его за шею. Он опешил; он растерялся, как мальчишка, и замер, и так сидел, не решаясь пошевелиться, долгие несколько секунд…

А потом осторожно, поначалу одной рукой, обнял ее за плечи.

– Можжевельник, – бормотала Кайра, прижавшись лицом к его щеке. – Почему у тебя везде можжевельник?

– Запах детства. Можжевеловый лес.

– Как зовут твоих детей?

– Аннабель Из-Лета. Эрик Из-Топи.

– У тебя дети из разных кланов?!

– Сын – материнскому клану, дочь – отцовскому.

– Я не думала, что у ги… что у ваших так можно, – сказала Кайра.

– А у ваших так нельзя?

– У нас редко женятся люди из разных кланов. Это… вообще-то общество не одобряет. Но если уж так вышло, детей записывают в клан матери.

Обнявшись в пилотском кресле, полуодетые, под офицерским одеялом, они летели в никуда. Бункер впереди по курсу то ли существовал, то ли был ложным воспоминанием, то ли сохранился, то ли ушел в песок.

На экранах стояло солнце.

– Ты очень красивый, Маркус. Ты не знаешь, какой ты красивый.

– Я старый и очень усталый. Я думал, как хорошо, что есть кому любить моих детей… Потому что я выгорел, как головешка, я уже никого не могу любить.

– Ты на пару лет старше меня. Просто рано поседел. – Она стащила с головы выцветшую бандану, распустила волосы, вытряхивая песок. Наткнулась на его взгляд: он смотрел, как если бы она превратилась в бабочку на его глазах.

– Ты чего? – Кайра удивилась.

– Твои волосы, – сказал он хрипло. – Они… К ним можно прикоснуться?

Ей было больно смеяться – а не смеяться было невозможно, такое у него было забавное лицо. Он гладил ее волосы, зарывался носом.

– Они как река…

– Такие же зеленые?

– Нет… Они вьются, как водовороты. Никогда не думал, что кудрявые волосы могут быть такими… красивыми…

– Что ты знаешь о красоте, у тебя же вкус гиены, – сказала она весело. – Чему удивляться, если вы до сих пор носите фуражки с этими дурацкими околышами…

Он резко сел. Она не видела его лица.

– Маркус, ты что, обиделся?! Маркус!

– У нас бункер по курсу, – сказал он хрипло. – Смотри… Бункер!

Терминалы были исправны. Пульт у входа почти не занесен песком. Склад большей частью пуст, но воды и консервов на двоих хватало с избытком. Больше того, Маркус обшарил бункер и вернулся с миниатюрным устройством для хранения информации:

– У нас есть карта!

Она засмеялась от радости и тут же схватилась за ребра.

До заката они подзарядили основную батарею, потом задраили вход в бункер и подняли флаер. Глядя на карту, Кайра только сейчас осознала, как огромен Резерв, как редки в пустыне брошенные базы и как ничтожен был шанс на спасение. Все маршруты стремились к центру материка – объект был обозначен как «Альфа-прим», телепортом его не называли ни вслух, ни письменно, даже в разговорах между своими, – суеверие.

– Мы можем добраться за четыре ночных перелета. – Кайра пила растворимый бульон. – Посмотри, вот так.

– Ты все-таки любишь простые решения.

– Что тебя не устраивает в моем маршруте?

– Малый запас прочности. Прокладываться надо так, будто половина всех баз – нерабочие.

– Половина?! Но… мы тогда вообще никуда не долетим!

Он склонился над ней и поцеловал в губы. Кайра обмякла.

– Мы обязательно долетим, не бойся, – сказал он с такой нежностью, что ей стало страшно.

Разрушенные бункеры попались им дважды подряд, и когда они добрались до исправного терминала, солнце уже висело над горизонтом. У них едва хватило времени, чтобы на несколько процентов подзарядить аккумулятор, но теперь они знали продолжительность темного времени суток, и ночевка на высоте, в режиме жесткого энергосбережения, уже не была такой драматичной.

Они лежали в пилотском кресле, обнявшись, согревая друг друга в лютом холоде этой ночи.

– Знаешь, у меня было столько мужчин…

– Сотня? – Он повернул голову.

– Меньше. – Она вздохнула: – На самом деле… двое. Так как-то… бестолково. Просто потому, что все так делают.

– Не рассказывай, я буду ревновать.

– Было бы к кому… – она улыбнулась в темноте. – Смешно. Как если бы дуб ревновал к трухлявому опенку. Как если бы солнце ревновало флаер к его тени, которая без солнца не существует…

– Стихи не пробовала писать?

– Нет, только мотивирующие речи для молодежи… Ты для меня больше, чем мужчина, Маркус. Ты для меня сын, брат, отец… Я схожу с ума от этого можжевельника. Я первый раз чувствую свое тело. Моя трещина в ребре – у нее великое предназначение, она земной якорь и не дает мне улететь на небо, стать облаком и улететь…