Егор Радов - Змеесос [litres]

– Чин-чин! – сказала полулысая женщина. – За великую Мудду!

Все чокнулись и выпили залпом.

– Вы поняли? Вы ощутили? – вытирая рот носовым платком, спросил Верия. – Это – алкоголь?

– Я не знаю, как у вас, а в моем стакане была вода, – ответил Миша.

– Это несущественно, значит, перепутали кувшины. Ничего. В следующий раз обязательно будет алкоголь.

– Не сомневаюсь, – сказал Миша. – А каково третье таинство?

– Третье таинство я забыл… – пробормотал Семен, падая в кресло, закуривая трубку и настраиваясь на элегическое настроение. – Впрочем, это не суть важно. Я не помню… Какая-то долбаная чепуха… Извините…

Он громко зевнул и продолжил:

– Ачетвертое таинство тоже весьма обычно… Выпили, закусили, покурили… И… Теперь и до любви дело дошло… Ну, вы занимайтесь, а я посплю…

Он махнул рукой и закрыл глаза.

– Подождите! Постойте! – нетерпеливо крикнул Миша Оно. – Да при чем же здесь любовь?!

– При том, что она очень обычна… – сквозь сон проговорил Верия. – Что это просто… Это очень просто… Очень просто… Никакой тайны…

– Скучно так, – задумчиво проговорил Миша, наблюдая за голым мужчиной и полулысой женщиной, которые сейчас стояли друг напротив друга, рассматривая свою наготу. Они молчали и не двигались. Наконец полу-лысая сказала:

– Ну, давай, что ли…

– Подожди, – вяло ответил мужчина. – Я так не возбуждаюсь. Сними верх…

– Лень, – ответила женщина, садясь обратно в кресло. Мужчина стоял, теребя свой маленький членик. Верия громко храпел, Антонина во фраке еле слышно читала какие-то возвышенные стихи. Тут осторожный просительный голосок раздался откуда-то справа – это был Иван Петрович Лебедев. Подобострастно блестя глазами, он выговорил:

– А… Можно… Мне…

– Валяйте, – сказала Ольга Викторовна Шульман.

И тут, словно выстреливаемая пуля, Иван Петрович выскочил из своих штанов и прочей одежды, громко взвизгнул, словно лишающийся невинности молодой хряк, и бросился на полулысую Ольгу Викторовну наперевес, будто желая проткнуть ее и кончить прямо тут. «Ух!» – выдохнула она, принимая такое в себя. Тут же они замелькали, как персонажи порнофильмов на видеомагнитофоне, включенном на убыстренную перемотку, и невозможно было уследить, что случается и происходит, лишь слышались ритмические женские вопли и трудолюбивое пыхтенье Ивана Петровича. Глядя сверху, можно было подумать, что к его тазовой части приделали отбойный молоток, настолько по-ударному, с дробью совершался любовный процесс. Потом все заволокло огромным общим криком и, наконец, завершилось. Иван Петрович страстно, взасос, поцеловал свою даму и оторвался от нее в восторге. Она лежала, все еще дрожа и издавая стоны, а потом медленно прошептала:

– Любимый мой…

Разбуженный Верия открыл глаза и спросил:

– Что, уже все?

– Аа-х!.. – ответила ему Ольга Викторовна, потом выгнулась какой-то дугой, снова вздрогнула и тут же одним решительным движением порвала свою золотую блузку, из которой немедленно вывалилась прекрасная грудь. Иван Петрович встал на ноги, откланялся и сел на свое место.

– Чудесно! – вскричал Семен Верия совершенно бодрым голосом, неожиданно для всех. – Ну а теперь, товарищи, близится завершение нашего вечера, нашей службы… наших актов… Самое главное!

– Что это? – спросил Миша Оно, с завистью поглядывая на умиротворенно курившего Ивана Петровича.

– Это – смысл, товарищи! А смысл – это смерть. Сейчас мы совершим жертвоприношение.

Все молчали, только Афанасий Чай в своей шубе дико засмеялся.

– Одного из нас сейчас нужно убить, товарищи, и вы наглядно увидите, как он полностью, до конца сдохнет и никуда не переродится. А убьем мы сегодня… – тут Верия задумчиво осмотрел все общество, задержав взгляд на Мишином лице, – пожалуй, вас, Иван Петрович.

– Что? – спросил тот. – Нет, я не могу… Мне сегодня нельзя.

– Тем лучше! – крикнул Верия. – Вы – человек пожилой, но еще не старый, не младенец, поэтому приносить вас в жертву нелогично. Кроме того, вы не муддист. Значит, именно вы лучшая кандидатура.

– Не надо, стойте… – пробормотал Лебедев, пятясь к двери.

– Держать его!

Тут же двое мужчин, проявив неожиданную быстроту и смекалку, схватили Ивана Петровича под мышки, ударили его несколько раз по морде, удовлетворенно отметив выступившую из губы кровь, и прислонили к стенке с черным кругом, не отпуская ни на миг.

– Не стоит! – жалобно проговорил Иван Петрович, слегка шепелявя из-за крови внутри рта.

– Необходимо, – заботливо сказал Семен Верия, доставая длинный тонкий нож, похожий на спицу. – Сейчас мы все, товарищи, будем наблюдать сцену умирания. Вообще чрезвычайно любопытная сцена, надо вам сказать! Я где-то читал, что главный смысл состоит именно в моменте умирания, а особенно хорошо это видно при публичной казни. Тогда кто-то может успеть «схватить», «поймать» переход, эту грань; для этого и существуют казни, чтобы «протащить» момент смерти в реальную для нас действительность. Но он ускользает от нас, уходит, как рыба из протянутой к ней в воде ладони, как нечто не существующее и никогда не бывшее, как воспоминание о разгаданной тайне. А?

– Ну конечно, – сказал Миша Оно.

Во время этих рассуждений Верия твердо сжимал свой нож, постоянно готовый осуществить данную ножу миссию в этом мире. Иван Петрович плакал и шептал:

– Не надо убивать меня, я создан только что, я люблю свою жизнь!

– Верь в то, что не воскреснешь! – торжественно сказал Верия.

– Верую!

И Семен Верия медленно-медленно вонзил свой нож в сердце Ивана Петровича. При этом он говорил:

– Вы видите его лицо, ему все хуже и хуже, кажется, что есть некий переход, боль, кошмар; он будто становится жидкостью, чтобы после газообразной стадии стать бесплотным эфиром; он словно видит все тайны, весь мир и истинных богов; видит картинки всей своей жизни, некий лиловый блеск где-то внизу; черную трубу, угасание, выход, и… Смерть! Все кончено, это был простой физиологический обман; его больше не существует. Слава Великой Мудде!

Верия гордо выдернул нож из мертвого тела. Он отступил, убитый упал лицом вперед, и на черном бумажном круге остались пятна крови. Все остальные стояли молча, думая о тайнах и смыслах, и что-то высшее роилось в их душах и сущностях, словно приобщая их к себе.

Миша Оно отвернулся и стал тихо плакать. Потом он сказал:

– Я не верю вам, он не исчез, он вернулся к себе!

– Посмотрите сюда! – жестко сказал Верил. – Его нет здесь. Это просто мертвое тело!

– Да, – ответил Миша. – Но я знаю, кто он теперь. Его зовут Леопольд Эльясович Узюк, и он не в вашей власти.

– Это чепуха! – насмешливо заявил Верил. – Иван Петрович Лебедев умер.