Егор Радов - Змеесос [litres]

– Вот именно! – просветленно проговорил Миша. – Ухо! Мое левое ухо собирается отвалиться. Я заболел «копцом». Я хочу вылечиться.

– Вылечиться? – спросила женщина, все также улыбаясь, но все-таки разочарованно. – Это не здесь. Обойдите корпус вокруг и войдите в такую же дверь. Но вы точно решили лечиться? Подождите, послушайте меня. В нашем отделении к вашему «копцу» вам могут добавить еще и, скажем, триховонит, и тогда при возникновении жуяйции вы испытаете такое… Что никто еще не испытывал. Методика разработана доктором Чаем. Ну, как вы на это смотрите?

– Я подумаю, – сказал Миша, садясь в кресло.

– Конечно, конечно, – с надеждой прошептала женщина, подсаживаясь рядом.

Они сидели, думая о собственных проблемах. Миша Оно смотрел на ласковый интерьер, веселых людей и медсестер и задумчиво вслушивался в загадочные мучительные крики, слегка доносившиеся откуда-то. Впрочем, возможно, это была просто магнитофонная запись для привлечения клиентов и убеждения их в правильности выбранного; во всяком случае, крики действительно соблазняли нерешительного индивида, побуждая его к гибели и пыткам, в которых так много тайн и ощущений. «Может, она права, может, действительно завершить все это эстетическим образом; может, на самом деле подохнуть на грязной подстилке, проклиная весь мир и методику доктора Чая? И я не буду ничего должен, я ничего не должен, я ничего не буду. Наверное, это лучше – выбрать меньшее, а не большее, более простое, а не великое; решиться на самоограничение и низведение себя в гнусное, почти животное состояние?» Так думал Миша Оно, и его сущность пульсировала в нем, недоумевая. «Я готов целовать реальность в губы, накрашенные лиловой помадой; я не могу испытать сейчас все подлинные ужасы и экзистенциальные смыслы; зачем же другое; вот мое возвращение, вот мой дом». Кто-то ждал его, кто-то не хотел его. Высшее было в нем, не давая ему прекратить все остальное. Какой-то Кибальчиш звал его, и имя из трех букв возникло перед ним, не давая совершить это. Какой-то Иоганн Шатров упал из окна и разбился. Какая-то очередная цель ждала своего выполнения.

– Нет! – сказал Миша Оно.

– Послушай, – журчащим шепотом сказала женщина. – Я могу откусить тебе… Ты знаешь, как это кошмарно и больно?.. Хочешь?

– Нет! – сказал Миша Оно. – Извини, любимая моя, мне сейчас нельзя. Я должен сделать нечто. Я должен быть там. Я должен совершить. Я еще не нашел себя. – Он встал с кресла и пошел к выходу.

– Я всегда жду тебя! – крикнула ему женщина. – Там лечат, а мы калечим. И ты сам в конце концов поймешь, что лучше и честнее. И ведь после лечения тоже умирают, но не так интересно.

– Я не знаю, – сказал Миша и вышел вон.

Он подошел к углу этого очаровательного здания и задумчиво остановился. Перед ним был узкий проход между стеной и зелеными зарослями каких-то благоухающих кустов. Воробьи сидели на веточках и подергивали своими головами. Ласковая тишина овевала этот начинающийся справа пейзаж умиротворительным дыханием; в стекле отражались листья и воробьи, искаженные и зеленоватые; тропинка, ведущая к здоровью, была белая, словно линия дорожной разметки, обновленная только что; вдали виднелся только угол здания, угол прекращающихся зарослей, и горизонт, совершенно пустой и четко отделяющий землю от неба. Миша посмотрел вниз, прижал руки к шву брюк и вступил на этот путь. Ничего не менялось; все было так же прекрасно, как и всегда; и путешествие напоминало поход сквозь все другое; сквозь моря, скалистые вершины и безвоздушный простор где-нибудь не здесь; и каждый шаг вперед как будто был очень труден и почетен, а кусты и деревья словно стали врагами, желающими завлечь, задушить и погубить в своей зеленой истоме отважную личность, возжелавшую постичь какие-нибудь тайны и чудеса; и нужно было спешить, и впереди ждало избавление.

– Гениально! – торжественно сказал Миша, идущий по своей дороге. – Я должен стать победителем и испытать триумф!

Он вдруг захотел прыгнуть в заросли, которые сладко шелестели справа, словно сирены; скрыться внутри норы или дупла или просто лечь вниз лицом в прохладную волшебную почву; забыть свое нынешнее имя и фамилию; забыть свой «копец» и все остальное и перестать существовать, – но однажды такое уже было после любви, и, увы, ничего не произошло. Миша шел дальше, не сворачивая, и радовался этим вещам. В конце концов, он, конечно же, гордо покинул нынешнее приключение, свернул налево и вошел в специальную крутящуюся дверь, дающую возможность приходить и выходить одновременно и раздельно.

– Вы на процедуру? – жестко спросил его рослый неприятный санитар с толстым лицом.

– Я… – начал отвечать Миша. – Я хочу…

– Блин, лысый воздух! – вдруг выругался санитар. – Опять «колец»! Щоно, седьмой кабинет.

– Что вы сказали? – испуганно спросил Миша.

– Тебя что, глушняк… тра-ля-ля, или жуйяция замучила?! – презрительно заметил санитар и добавил, сделав вкрадчивое лицо, с каким обращаются к идиоту, когда хотят сказать ему, чтобы он не испражнялся на стол: – Седьмой ка-абинет, вта-арой э-этаж, доктор Що-оно! Понял теперь, сопелька?

– Ты, дерьмо, – сказал ему Миша Оно. – Если ты не заткнешь хавальник, я оторву тебе щеку, поджарю ее и кину на съедение козлу!

Санитар задумался, потом заплакал.

– Извините меня, разве я виноват? Я провинился, да, бейте меня, лупцуйте меня, мочеиспускайте на меня. Нуу… Простите, я больше не буду.

– Да ладно, парень, – сказал ему Миша, уходя. – Брось! Все уже забыто, мы ведь друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья?

– Да, все, все… – успокоенно проворчал санитар, но потом злобно шепнул: – А все-таки я тебе подмышки-то побрею…

Но Миша Оно уже не слышал этой гадости, поскольку был устремлен вперед и вверх – на второй этаж, в седьмой кабинет; в радужное здоровье, осуществляемое неким незнакомым благословенным врачом, который пока что еще ничего не знал о существовании Миши, но уже буквально через какие-то периоды времени должен был повлиять на его внутреннюю телесную жизнь и внешнюю нормальность.

И вот Миша оказался перед дверью в этот чудодейственный кабинет, постучался и открыл ее, прежде всего увидев яркий свет лампы и множество зеленых шкафов. Он стоял на пороге, щурясь и стесняясь, и к нему подошел маленький человек с чистыми руками, сказав:

– Проходите, вы пришли.

Миша сделал три шага вперед и снова остановился, посмотрев этому человеку в лицо. Человек был одет в длинный красный халат и мудро улыбался, глядя куда-то вверх – то ли на Мишу, то ли на потолок.

– Здравствуйте, отче, – вдруг громко воскликнул он, протягивая руку. – Меня зовут Щоно. Доктор Щоно!