Александр Смирнов - Бездна и Ланселот

Рузвельт не знал, что этой телеграммой фактически вынес себе смертный приговор, причем немедленный.

12 апреля начался как обычный день, Ланселот работал в Белом доме, у себя в кабинете. В три часа десять минут пополудни к нему ворвался Хопкинс:

– Ланс, только что позвонили из Уорм Спрингс – у президента, похоже, случился сильнейший удар, он лежит без сознания. Надо срочно туда ехать. Я не могу этого сделать, потому что мне срочно надо вызвать Элеонору – она сейчас на Массачусетс-авеню в Сулгрейв-клабе и пока ничего не знает – и вице-президента – его надо немедля вводить в курс дел. Поезжайте вы с адмиралом Мак-Интайром. Он, как личный врач президента, лучше разберется, что к чему. Ваша задача – обеспечить охрану президента и, если не поздно, собрать улики…

– Улики?

– Конечно. Я вовсе не исключаю, что это покушение. Сегодня утром я по заданию президента отправил Сталину телеграмму, в которой он еще раз подтвердил, что сепаратного мира с немцами не будет. И вот мгновенный ответ, да только не с той стороны, откуда мы ждали. ФБР пока подключать рано, надо сперва удостовериться самим… Да и вряд ли от них будет какой-нибудь толк – такая большая игра вряд ли им по плечу! Кстати, вы тоже будьте начеку, всякое может случиться.

Не успел Ланселот собраться на самолет, как Мак-Интайру сообщили, что Франклин Рузвельт только что скончался.

К вечеру они с доктором были на месте, в «маленьком белом доме», как называли поместье Рузвельта в штате Джорджия, в местечке Уорм Спрингс. Там они еще успели застать, кроме прислуги, лишь министра финансов Генри Моргентау, который был с президентом в момент его смерти, и доктора Брюнна из военно-морского госпиталя Бетезда, который первым проводил осмотр мертвого тела. Никакой охраны, если не считать той, которая была у Моргентау, здесь не было, так как вся служба безопасности президента тут же отбыла в Вашингтон охранять вице-президента Гарри Трумэна, который, видимо, уже стал к этому времени новым президентом. Тело бывшего президента все еще находилось в доме и лежало на софе, накрытое простыней. Мак-Интайр внимательно осмотрел его, ощупал, заглянул в рот, затем закрыл простыню обратно и молча отошел. Вид у него был при этом крайне озадаченный. Ланселот тоже подошел попрощаться с покойным. Он немного изучал в военной академии судебную медицину, и ему приходилось не раз видеть трупы, поэтому он сразу отметил, что на теле покойного сбоку проступили трупные пятна, что было вполне естественно, так как с момента смерти прошло около семи часов. Странно было другое – они имели не сине-фиолетовый, как обычно, а красно-вишневый цвет. Очевидно, это и было одной из причин смущения Мак-Интайра.

Опросив в присутствии адмирала кого было еще возможно из обслуги, Ланселот, как мог, попытался восстановить картину событий. Выяснилось, что с утра президент работал с документами и в час дня сел отдохнуть. В это время художница по фамилии Шуматова, очевидно русская, писала с натуры его портрет. У окна сидела знакомая Рузвельта Люси Мерсер, также в комнате находилась его племянница Сакли, а другая племянница, Делано, расставляла в вазах цветы. Еще там был какой-то фотограф, тоже, возможно, русский, прибывший вместе с Мерсер и Шуматовой. Тут внесли столик для ланча, и Рузвельт предупредил художницу, что ей осталось работать не более четверти часа. После этого он взял из хьюмидора сигару, закурил, вдруг лицо его покраснело, он потер ладонями лобные доли и шею. «Как ужасно болит голова», – только и успел сказать он, шумно вздохнул и лишился чувств, а через два часа, не приходя в сознание, скончался. Мерсер и Шуматова после этого сразу уехали. Все это было довольно странно и оставляло много вопросов, над которыми Ланселот размышлял в самолете, так же, видимо, как и доктор Мак-Интайр. Но тот все время молчал, отвернувшись лицом к темному иллюминатору, а может, просто спал, и Ланселот решил пока что не приставать к нему с вопросами.

По прилете рано утром он сразу отправился к Хопкинсу. Тот выглядел крайне уставшим и очень грустным. Выслушав рассказ Ланселота, он сказал:

– Я уже переговорил с Мак-Интайром, он уверен, что президента отравили цианистым калием, все клинические признаки налицо: внезапная головная боль, красное лицо, шумное дыхание, вишневого цвета трупные пятна, прикушенный от судорог язык. Хотя официальная причина в свидетельстве о смерти названа как кровоизлияние в мозг вследствие артериосклероза, Мак-Интайр утверждает, что регулярные осмотры президента никаких признаков склероза мозговых артерий не показывали. Единственное, что он не понимает, как яд попал к президенту, ведь ланч только еще начали собирать.

– Думаю, что я могу это объяснить.

– ???

– Прямо перед приступом президент закурил сигару.

– Но он же последнее время совсем не курил!

– То-то и оно. Подозреваю, что хьюмидор с сигарами кто-то привез ему в подарок. Сигара могла быть пропитана цианидом.

– Кто?! Русская художница, фотограф?

– Вряд ли. Это должен был быть кто-то из ближнего круга: Люси Мерсер либо Моргентау. Кстати, совсем не обязательно, что они знали, что сигары отравлены. Подарок для президента мог кто-нибудь через них и передать.

– Мог, мог, мог… – в задумчивости тихо повторил Хопкинс. – Впрочем, – оживился он, – есть один безошибочный способ это проверить. Порой несколько косвенных доказательств дороже прямых. Скажите, Ланс, внимательно ли вы осмотрели дом?

– Да, как вы и просили.

– Тогда скажите мне, видели ли вы там этот хьюмидор?

– Нет, не видел.

– Это точно?

– Абсолютно! Никакого хьюмидора, сигар и даже ни одного окурка я там не заметил, хотя смотрел очень тщательно.

– И что из этого следует?

– То, что хьюмидор кто-то спрятал или увез. Скорее всего, тот, кто его и привез и кто знал, что сигары отравлены!

– Именно так, – констатировал Хопкинс. – И это значит, что доказать что-либо нам вряд ли удастся, тем более что вскрытие тела проведено не будет.

– ???

– Адмирал сказал, что так распорядился Моргентау. Он ведь, кроме того что министр финансов, курирует в правительстве еще и полицию и ФБР. Я разговаривал по телефону с Элеонорой Рузвельт – она приехала в Уорм Спрингс сразу после того, как вы оттуда отбыли. Так вот, она тоже против вскрытия, более того, говорит, что президента будут хоронить в закрытом гробу – якобы такова была его воля.

– Что, не хочет, чтобы грязное белье стирали на людях?

– Думаю, да. Рузвельта уже не вернешь, война ни сегодня завтра закончится, победители будут делить победу, и Америка просто не может выглядеть перед всеми как страна, где президентов травят, как крыс. «La Raison d’État», как говорят французы, – государственный интерес!