Лалин Полл - Лед [litres]

– Часы? – Дженни Фландерс, явно встревоженная, осмотрелась.

– Я их слышу, прислушайтесь. – Теперь и Шон осмотрелся, но нигде не увидел часов. Они оба услышали, как по улице проехал мотоцикл. И когда смолк шум мотора, пропало и тиканье часов. Тело Шона ужасно зудело, и больше всего – руки. Он сложил их на груди, чтобы успокоиться. И вдруг почувствовал вибрацию под пальцами, слабую и ритмичную. Это была секундная стрелка его часов. Возможно, ее он и слышал. Но ведь это безумие. – Теперь стало тихо, – сказал он с улыбкой.

Дженни Фландерс не улыбалась.

– Какой-нибудь аспект дознания имеет для вас особое значение?

Шон медленно выдохнул:

– Об этом можно прочитать онлайн в выпуске «Санди таймс», где размещено мое интервью. О том, как я выжил.

– Я его не читала.

– Почему? Если уж мне придется пересказывать все это на дознании, я не буду делать этого сейчас.

Он уставился на вазу тюльпанов на столе у окна, казалось, готовую упасть под весом шероховатых, испещренных бороздками бутонов. Лепестки были белыми в красных прожилках.

– Все есть в интернете, – сказал он. – Жизнь и смерть каждого, со всеми потрохами. Мой развод, моя работа, мои снимки с женщинами, на лыжах – я с Томом, – тонны картинок. И все, что туда попадает, считается правдой. – Он подался вперед. – Почему вы не подготовились ко встрече со мной?

Она ничего не ответила. А Шон, к своему удивлению, вместо того чтобы вскочить на ноги и уйти, вдруг почувствовал себя ужасно уставшим. Он зевнул, не беспокоясь о том, что это невежливо. Но Дженни Фландерс по-прежнему сидела молча.

– Вы тоже со мной в молчанку играете, да? Надеетесь, я тут взорвусь и разбрызгаю свой мозг на ваш старый ковер? Весьма симпатичный ковер. Он, наверное, у вас давно?

В глубине души Шон поражался своему поведению. Вся его карьера основывалась на связях с людьми, на хороших отношениях со всеми. Его взгляд снова вернулся к чертовым тюльпанам, растопырившимся на весь стол. Сорные, заносчивые цветы. Ему захотелось сбросить их со стола.

– И люди приходят к вам ради этого раз в неделю? С ними все должно быть совсем плохо.

– Вы можете приходить чаще, – сказала Дженни Фландерс, ошарашив его. – Два визита в неделю могут дать результат для начала коллаборации.

– Коллаборации? Слово напоминает вишистскую Францию.

– Это интересная аналогия.

– Ничуть. Иногда сигара – это просто сигара.

Они сидели в молчании, и Шон не был намерен нарушать его первым.

– Меня поразили, – сказала Дженни Фландерс через некоторое время, – ваши слова о Руфи Мотт. Как будто встреча с ней была для вас главным испытанием на похоронах.

Значит, она это заметила. И это было правдой.

– Она очень сердитая женщина.

– Вы давно ее знаете?

– Со студенческих лет. Я, Том, она. И Гейл. – Он повел плечами.

Атмосфера в комнате становилась напряженной. Дженни Фландерс каким-то образом подловила его; он собирался уйти раньше. Он увидел, как она перевела взгляд на его руку, и заметил, что гладит свой безымянный палец, на котором когда-то было кольцо. Он прекратил.

– Простите, но я думал, что пришел сюда затем, чтобы вы дали мне практические советы, как справиться со стрессом на дознании. Меня не привлекает копание в древней истории.

Дженни Фландерс продолжала смотреть на него с тем же пристальным вниманием, впрочем, не лишенным доброты. Но Шон почувствовал, что ему этого мало. И что ее доброта не имела отношения лично к нему.

– Вы понимаете, что мне придется заново пережить все это?

Он уже собирался рассказать ей о своих пальцах, об ознобе, как они снова покалывали, но тут она взглянула на часы.

– Боюсь, наше время истекло. Желаете назначить новую встречу?

«Да, – подумал он, – так и есть. Доброта, внимание… Как же!»

– Нет, черт побери, не желаю. И дверь я найду сам.

У меня побывал гость по имени Авдлорьясагсак,проделавший день пути с северо-запада. Это был здоровый, широкоплечий детина, с длинной черной бородой; человек уравновешенный и надежный, весьма уважаемый всеми, кто его знал. Тем не менее прошлой зимой он застрелил своего брата. И захотел повидать меня в связи с этим убийством. Дело в том, что его брат был человеком буйного нрава, и когда на него находило, он совершенно зверел, так что на его счету было одно убийство и побои нескольких человек. Поэтому жители деревни рассудили, что он должен умереть, и назначили исполнителем своей воли Авдлорьясагсака, который был деревенским головой. Он любил брата, но подчинился против воли, видя в этом свой долг. Так что он пришел к брату и, рассказав ему все, предложил тому выбирать, от чего умереть: от ножа, от веревки или от пули. Не возразив и не выказав страха, брат выбрал последнее, и Авдлорьясагсак тут же застрелил его. Теперь же, услышав мое мнение об этом, он, похоже, встревожился. Я мог только заверить его, что при такой угрозе для всех людей и при их убежденности в необходимости подобной меры для всеобщей безопасности он едва ли мог поступить иначе.

Октябрь

Шон решил оставаться в Кентербери в течение всего дознания. В первый день, ранним утром понедельника, он увиделся с Соубриджем в кафе гостиницы «Белый медведь», где они оба снимали комнаты. Это место было одним из лучших в старом городе, и даже его название казалось Шону не столько грозным, сколько внушающим почтение.

Его комната – самая большая – располагалась в мансарде, к ней вела витая лестница черного дерева, а из окна в скошенной стене открывался вид на средневековые крыши и на парковку. Звон церковного колокола, очень громкий и близкий, заставил Шона вздрогнуть – он совсем забыл, что означало соседство с собором, но сегодня было уже поздно менять жилье. Ему бы хотелось, чтобы Мартина была с ним в течение всего дознания, а не только в среду, когда ей следовало давать показания. Но на четверг была намечена благотворительная акция, и Мартина никому не могла передать свои обязанности. Это было слишком важно. Завещательный дар Тома Хардинга составлял 100 000 фунтов стерлингов, и хотя уже имелся окончательный официальный список, дар передавался в Имперский колледж за недавно запатентованные биоразлагаемые дроны класса дрозофила, отличавшиеся сверхмалым размером и беспрецедентной маневренностью.

В гостиной «Белого медведя» Соубридж приветствовал Шона с таким радушием, словно они были гостями на свадьбе, а не адвокатом и клиентом, собиравшимися на дознание. Он заверил Шона: все, кроме Рэдианс Янг, подтвердили свое присутствие, и даже Джо Кингсмит должен был прийти. Шон воспрянул духом, услышав об этом, ибо его патрон чрезвычайно дорожил временем и редко бывал так щедр в этом отношении к кому-либо. Дознание на самом деле было тяжелым испытанием, но оно также было формальностью, которой вскоре предстояло остаться в прошлом, и тогда все подозрения будут сняты. Соубридж говорил об этом так, будто они собирались на одобренную критиками пьесу в первоклассный театр и у них были билеты на лучшие места.