Владимир Сорокин - Теллурия

Все, словно по команде, уставились на коробку.

— Оно стоило нам больших денег. Это самый дорогой, самый редкий и самый наказуемый продукт в мире. Никто из нас не пробировал его раньше. Посему давайте не омрачать день сей. Я предлагаю кинуть жребий.

— На спичках! Коли уж есть спичечный коробок… — горько усмехнулся всегда печальный Родя Шварц.

— Тринадцать бумажек, одна счастливая. — Амман не обратил внимания на реплику Роди.

— У меня дома нет бумаги, — пробормотал Владимир.

Амман приподнял коробочку, выдрал из «Троецарствия» страницу, поставил коробочку на место:

— Ножницы.

Ему подали ножницы. Он стал аккуратно разрезать пожелтевшую страницу на одинаковые полосы.

— Принеси пакет для мусора, — приказал Владимир Авдотье.

Она неловко вскочила, тряся телесами, выбежала на кухню, повозилась, вернулась с черным пластиковым пакетом.

— Владимир Яковлевич, надеюсь, стилос имеется у вас? — спросила Регина.

— Есть где-то, — пробормотал Владимир и добавил со злостью: — Но предупреждаю: писать им я не обучен.

Он встал, долго рылся в ящиках, нашел изъеденный временем карандаш, кинул Регине. Регина поймала, понюхала и лизнула карандаш с нервной улыбкой:

— Знаете, господа, я тоже… не очень-то умею…

— Я напишу. — Амман забрал у нее карандаш, зажал его в кулак и крупно, коряво написал на одной из полосок: TELLUR.

Бросил карандаш и стал аккуратно складывать полоски пополам и засовывать их в черный пакет. Большие сильные руки его не суетились даже теперь. Когда последняя полоска исчезла в пакете, Амман закрыл его, долго тряс, потом слегка приоткрыл:

— По кругу, против часовой. Хозяин дома — первый.

С трудом подавляя волнение, Владимир сунул руку в черный зев пакета, пошарил, вытащил, глянул. Скомкал и яростно швырнул вверх:

— Блядский род!

Амман невозмутимо поднес пакет Авдотье. Та вытянула пустую бумажку и облегченно улыбнулась, прижалась к Владимиру.

— Пошла ты… — оттолкнул тот ее, вскочил, пошел на кухню пить воду.

Пакет двигался по кругу. Но не дошел и до середины: сутулый Клоп вытащил счастливый билет.

— Теллур, — произнес он с болезненной улыбкой и показал всем полоску.

— Теллур, — согласился Амман и с явным неудовольствием выдернул бумажку из тонких пальцев Клопа. — Клоп пробирует, господа. Ну что ж… зовите мастера.

Никто не двинулся с места. Выигрыш Клопа одних возбудил, других ввел в оцепенение.

Снежок бросился к Клопу:

— Клоп, дорогой вы мой, Клоп, вы сегодня на вершине, вы чжуанши [11] Чжуанши — богатырь (кит.). , демиург, Архитектон, вы будете стоять, понимаете ли, подпирая головою облака, а мир ляжет у ваших ног, мир будет как ящерица, как земноводное, как собака лизать вам руки и ноги…

Клоп, сутулясь еще сильнее, беззвучно смеялся, раскачиваясь и прикладывая мосластый кулак к неширокому, угреватому лбу.

— Клоп, сука, респект плюс завидково, — состаромодничал Валеный. — Эт самое, господа, а я был совершенно уверен, что вытянут Клоп или Родька.

— Не смеши, друг. — Родя Шварц печально похлопал Валеного по бритой голове с мормолоновой пластиной.

— Клоп так Клоп, чего там… — угрюмо полез за маской Маврин-Паврин.

— На хуя было разводить на чертову дюжину, я до сих пор решительно не понимаю! — зло чесал исколотые руки Самой.

— У тебя есть шестьдесят? — кривляясь, как мягкий клоун, спросила его Ли Гуарен. — Или хотя бы двадцать?

— Нет. И четырех рублей шестидесяти двух копеек тоже нет.

— Уже! — подсказала она.

Все рассмеялись. Этот взрыв смеха как-то успокоил. Кое-кто принял свое по-легкому, Маврин-Паврин, надышавшись, подобрел и кинул Регине теплую таблетку. Регина состроила ему.

— Господа, порадуемся за Клопа, — произнес Амман. — Где мастер?

Вернувшийся из кухни Владимир достал ключ, отпер спальню. Из двери вышел низкорослый человек с широким узкоглазым лицом и сумкой на плече.

— Алиша, — представился он с полупоклоном.

Амман молча указал ему на Клопа. Алиша деловито поставил сумку на стол, вынул из нее машинку, подошел к Клопу, опустился на колени и стал стричь ему голову наголо.

— Вот почему я так давно не посещал цирульню, — произнес Клоп, перебирая свои худые пальцы.

— Держите голову повыше, — попросил Алиша.

— И все-таки я не понимаю, почему клин невозможно использовать дважды? — заговорила довольная Авдотья, обнимая Владимира.

Владимир, презрительно фыркнув, потюкал Авдотью пальцем по лбу.

— Теллур от взаимодействия с жирными кислотами теряет чистоту, становясь солью, — ответил, работая, Алиша. — Процесс столь активен, что солевой слой довольно широк. И не только в этом дело. Есть необъяснимые вещи. Например, кристаллическая решетка меняет свою полярность. В общем, почистить и забить гвоздик второй раз ни у кого не получалось.

— И не получится, — вздохнул Родя.

— Летальный исход, — добавил раскрасневшийся Маврин-Паврин.

— Диафрагма нейрона и атомы теллура взаимодействуют стремительно, — продолжал Алиша. — Но — если гвоздь забит в нужное место. Теллур окисляется, диафрагма теряет жирные кислоты.

— Да, да, да! — горячо подхватил Снежок. — Это потрясающий, невероятный процесс, друзья мои, липидные диафрагмы нейронов буквально слизывают атомы теллура с металла своими жирными кислотами, как языками, слизывают, слизывают, окисляют их, при этом сами стремительно размягчаются, начинается процесс в нейронах, в мозгу, и человече попадает в желаемое пространство! И это прекрасно, господа!

— Ничего прекрасного, — сворачивал себе папироску Валеный. — Шесть червонцев за гвоздь… мир сходит с ума.

— Это не только за гвоздь, — вставила Регина.

— Надобно уметь его вставлять? — глупо и вопросительно-понимающе закивала Авдотья.

— Некоторые и сами себе вколачивают, — буркнул Валеный. — Без плотника . И ничего.

— Без плотника можно так забить, что со святыми упокой, — усмехнулся Родя.

— Криво пойдет — и пиздец, — сплюнул на ковер Самой. — Гвоздодер не поможет.

— Так это и прекрасно, родные мои! — затараторил Снежок. — Сей продукт как японская рыба фугу — опасен и прекрасен, двенадцать процентов летальщины — это вам не баран чихал, это знак божественного, а как иначе? Божество возносит и карает, воскресает и стирает в пыль придорожную! Узки врата в рай вводяща и токмо избранные туда проникоша!

— Любезный, вы горноалтаец? — спросил Алишу Амман.

— Я якут, — спокойно ответил тот, заканчивая стрижку.

— А где же вы… — начал было Бондик-Деи.

— Там, — опередил ответом Алиша. — Жил и обучался.

— И который раз плотничаете? — зло прищурился на Алишу Самой.

— Сто пятьдесят четвертый, — ответил Алиша и стал протирать голову Клопа спиртом.