Александра Бракен - Темные отражения. Темное наследие

– Почему за бензином всегда ходил ты, а не она?

– Несколько раз за бензином ходила и она – пока ты спала. С помощью ее способности нам удалось растянуть то, что у нас было. При вставляла использованную карточку и взламывала колонку, – сообщил Роман. – Но всегда есть риск, что кто-то заметит, что она делает, и донесет. Я обучен быть как можно более незаметным. Это самое малое, что я могу сделать.

– Я тоже обучена, – напомнила о себе Приянка, плюхаясь на заднее сиденье. – Ну, теоретически. Но зачем быть незаметной, если вместо этого можно заставить врагов в ярости кричать в небо твое имя.

Я посмотрела на Романа.

– Принято.

– Но ты не брала больше, чем было можно по карточке, верно? – уточнил он, взглянув на ее отражение в зеркале заднего вида.

– Расслабься, не брала. Даже если бы я настолько осмелела, чтобы попытаться, там всегда рядом стоит коп и смотрит, сколько бензина наливаешь. Фух! – Приянка помахала рукой, как веером. – Можешь включить кондиционер, пока я вся не испарилась? Мне кажется, я вся пропиталась запахом горелых начос с сыром, которым воняло вон из той забегаловки.

Я сделала, как она просила. Очередь из машин, ожидавших своей очереди у заправки, тянулась мимо нас. Послышались нетерпеливые гудки. Роман держал руку на двери, будто уговаривая себя выйти.

– Иди, – сказала я. – Мы можем подождать. Ты заслужил возможность вымыться и переодеться.

– Может, заправщик сжалится над твоим плачевным видом и поделится с тобой начос недельной давности, – прокомментировала Приянка. – Но если представится выбирать между начос и хот-догами, бери хот-доги.

– Ага. Когда рак на горе свистнет. – Мы обе непонимающе посмотрели на него. – Что, правда? Так тоже по-английски не говорят?

– У нас говорят, «когда свиньи летать начнут», но лучше оставим твой вариант – это совершенно восхитительно, – сообщила Приянка. – Похоже, у вас в России особое отношение к ракам? Как там ты недавно говорил – где там они спят?

– «Я покажу ему, где раки зимуют», – нахмурился Роман. – Это такая угроза.

– Очень выразительно, – согласилась я. – Звучит даже более угрожающе, чем «отправлю на дно рыб кормить», потому что никто не знает, где на самом деле раки проводят зиму.

– В глубокой холодной воде? – предположила Приянка. – Во льдах? У кого-то в холодильнике?

Устало вздохнув, Роман открыл дверь и вышел наружу. Сунув руки в задние карманы джинсов и опустив голову, он пошел к заправке.

Приянка перебралась на переднее пассажирское сиденье и, не переставая кашлять, пристегнулась. Я встревоженно посмотрела на нее.

– Я в порядке, – успокаивающе сказала девушка. – Единственное, что угрожает моей жизни – печаль в глазах Романа. Ее можно считать убийственным оружием.

Мы обе посмотрели ему вслед – парень как раз скрылся из виду.

– Спасибо, – проговорила она через некоторое время. – За то, что не бросила нас, когда узнала правду. Мне жаль, что нам пришлось врать. Ты этого не заслуживала. Но когда вспоминаешь о детях, которых Мерсер держит у себя, приходится быть сверхосторожной.

– Как только у меня сложилась полная картина, я поняла, почему вы так поступили, – откликнулась я. – Но на этот раз давайте играть честно. Если бы не будем открытыми друг с другом, ничего не выйдет.

– Что ж, если уж выкладывать все карты на стол… Рассказал ли тебе Роман о том, как я попала к Мерсеру? О моих родителях? – спросила Приянка.

– Всего ничего. Он сказал, что Мерсер похитил тебя, чтобы шантажировать твоего отца, потому что тот был одним из его конкурентов.

– Ох да, самая большая шишка в деле контрабанды оружия. Его заклятый враг. – Приянка подтянула ноги к себе и обхватила колени руками. – Тебе что-нибудь говорит имя Парт Ахарья?

– Что-то припоминаю…

Взяв телефон, девушка открыла браузер. Там уже была загружена статья из New York Times . На фотографии был приятного вида седоволосый индиец, и под ней заголовок: АХАРЬЯ УШЕЛ ОТ ОБВИНЕНИЯ.

Приянка слабо усмехнулась.

– Иногда я не могу удержаться. Я гуглю его имя по меньшей мере раз в неделю. Я говорю себе, что просто хочу знать, что он еще жив, но, думаю, это просто болезненное любопытство. Когда я была помладше, я воображала, будто он пытается тайно связаться со мной через фотографии в газетах и в Сети, посылает мне знаки. В моем восприятии мира он занимал так много места – как император. Я предполагала, что есть какая-то причина, по которой его постоянно арестовывают, судят за какие-то преступления. Казалось, будто Мерсер время от времени сливал о нем информацию. Но еще никому не удалось предъявить ему серьезные обвинения. До сих пор.

– А твой отец… он просто… позволил Мерсеру забрать тебя?

– Не совсем. – Приянка тихонько вздохнула. – Я родилась не здесь. Мою маму звали Чандни. Мы с ней жили в Дели, пока мне не исполнилось семь лет. Папа уехал в Америку, чтобы обосноваться там: сначала он был водителем, потом водителем преступного авторитета, потом водителем у другого преступного авторитета, потом у следующего, а потом уже превратился в него сам. Это произошло не быстро, но уже через год папа прислал за нами частный самолет. Это было целое событие, потому что коммерческое авиасообщение с США уже прекратилось из-за ОЮИН – считалось, что болезнь может распространиться и дальше.

Но за несколько дней до того, как прилетел этот самолет, мама переходила дорогу, и ее сбила машина. Так что я полетела одна. Я жила в папиной огромной мраморной усадьбе в Джерси, где по комнатам гуляло эхо, наблюдала за постоянными визитами его приспешников и подслушивала тысячи разговоров шепотом – и всe это стало для меня нормальной жизнью. Если отец и боялся, что я подхвачу ОЮИН, он никогда этого не показывал. А потом, примерно через год, накануне Рождества – да, потому что он такая сволочь – Мерсер прислал своих людей, чтобы меня похитить. Он предложил моему отцу выбор: или тот уходит из оружейного бизнеса, или Мерсер пришлет меня ему по частям.

– Боже, – выдохнула я.

– Погоди еще, дальше будет еще интереснее. – Приянка поудобнее устроилась на сиденье. – Срок был назначен как раз на тот день, когда отец должен был предстать перед судом по обвинению в рэкете. Он не ответил на сообщение Мерсера, не попытался договориться и перенести срок. Вместо этого мы с Мерсером увидели в новостях, как отец поднимается по ступеням здания суда весь в белом, с ног до головы. Когда один из репортеров спросил его, почему он так одет, папа объяснил, что его возлюбленная дочь Приянка умерла от ОЮИН накануне ночью, и он в трауре.

На мгновение я потеряла дар речи.

– Что?

– Ну да. Вот какой он гордый. Отец отказался признавать, что Мерсер похитил его дочь, что Мерсер победил и продемонстрировал свою силу. Так что он просто списал меня, как безвозвратные потери, и продолжил заниматься своим бизнесом. Я превратилась для него в проблему, а значит, больше не имела никакой ценности. Я для него ничего не значила.