Нил Шустерман - Бездушные

Коннор невольно улыбается.

– Вот уж правда.

По его мнению, «Граждане за прогресс» – самая настоящая куча дерьма на лице человечества. Но возможно ли удалить её, не убив пациента, покажет только время.

– А кто сейчас заправляет этой организацией? – спрашивает Грейс.

Коннор пожимает плечами.

– Чтоб я знал.

– Когда узнаешь, расскажи мне. Потому что вот с кем я бы с удовольствием сыграла в Stratego.

Отношения между Коннором и Львом изменились. Раньше они выступали единой командой и цель у них была общая. Теперь же всё иначе. Стоит только Коннору заикнуться о продолжении пути, как Лев словно замыкается, а то и попросту выскальзывает из помещения.

– Он через такое прошёл, что заслуживает немного мира и покоя, – говорит Коннору Уна после одного из таких уходов Льва. Коннору нравится Уна, она напоминает ему Рису – не столько внешне, сколько тем, что не позволяет помыкать собой. Правда, в отличие от Уны, Риса не оставила бы Льва наслаждаться отдыхом, а настаивала бы на продолжении пути.

– Мы только тогда заслужим мир, когда завоюем его! – парирует Коннор.

– Это ты небось на каком-то памятнике войны прочёл? – усмехается Уна.

Коннор обжигает её яростным взглядом и угрюмо замолкает, потому что собеседница попала в точку. Шестой класс, экскурсия на Мемориал славы Хартландской войны. Да, если он собирается схлестнуться с Уной, то одними выбитыми на граните псевдо-мудрыми сентенциями не обойдёшься.

– Насколько мне известно, – продолжает девушка, – Лев спас тебе жизнь, а ты, между прочим, едва не угробил его, сбив на дороге. Уж окажи ему милость, дай оправиться хотя бы от этих травм.

– Да он сам под колёса бросился! – Коннор начинает терять терпение. – Или ты думаешь, я намеренно его сбил?!

– Если мчаться, как ты – сломя голову и не глядя, куда едешь, то рано или поздно обязательно налетишь на кого-нибудь. Ты едва не убил своего единственного друга. А скажи-ка: это была первая авария или до неё случались и другие?

Коннор впечатывает в стенку Роландов кулак. И хотя не разжимает его тут же, однако заставляет руку опуститься.

– Авария на дороге – дело обычное!

– Если мироздание советует тебе притормозить, то, может, стоило бы прислушаться, а не зарывать голову в песок, как страус?

Коннор бросает на неё быстрый взгляд: откуда ей известно про страусов? Лев рассказал? Но по выражению лица девушки не понять, она знает, о чём говорит, или это случайное совпадение. И ведь не спросишь же! Она тогда сразу сообразит, что к чему, и скажет, мол, видишь, тут прослеживается закономерность.

– Он чувствует себя здесь в безопасности, – говорит Уна. – Под защитой. Ему это необходимо.

– Если ты считаешь себя его защитницей, – ощеряется Коннор, – то где ты была, когда он превращал себя в бомбу?

Уна резко отводит глаза, и Коннор соображает, что зашёл слишком далеко.

– Извини, – бурчит он. – Но то, что мы делаем… это очень важно.

– Ты слишком высокого о себе мнения, – выговаривает Уна, дрожа от обиды. – Да, о тебе ходят легенды, что ты, мол, великая личность, но на самом деле ты такой же, как все мы!

И она так стремительно вылетает из комнаты, что Коннора овевает лёгким ветерком.

В эту ночь он долго не может сомкнуть глаз; одна мысль влечёт за собой другую, а та третью, мешая заснуть. Он слишком сильно устал. Маленькая каменная комнатка представляется ему тюремной камерой – несмотря на удобную мягкую постель.

Может, потому что он, Коннор – чужак здесь, жизненный уклад арапачей кажется ему противоречивым. Их дома, строгие и простые, тем не менее не чужды излишеств: например, эта роскошная кровать, стоящая в комнате без всяких украшений. Или взять большой зал: он обогревается простецким на вид очагом – но только на вид, потому что дрова в него подаются и температура поддерживается с помощью автоматики, так что огонь никогда не угасает. С одной стороны, арапачи осуждают удобства, с другой – не пренебрегают ни одним из них. Такое впечатление, что здесь ведётся постоянная битва между духовным и материальным. Должно быть, она длится уже так давно, что здешние обитатели не замечают собственной двойственности, как будто она тоже стала частью их культуры.

Эти соображения наводят Коннора на мысль о том, что природа его собственного мира – тоже сплошной оксюморон. Благовоспитанное, порядочное общество, объявляющее своим девизом сострадание и милосердие, в то же время приветствует разборку. Коннор мог бы назвать это двуличием, но вопрос тут гораздо сложнее. Скорее похоже на то, что все безмолвно договорились не замечать этого противоречия. Дело не в том, что король голый. Просто люди повернули головы так, чтобы он оказался в слепой зоне.

Что же сделать, чтобы они увидели правду?

Коннор понимает: глупо думать, что он может удержать слетевший с оси и несущийся неведомо куда мир. Уна права – он ничем не выдаётся среди всех прочих. Собственно, он ничтожней остальных, настолько ничтожней, что мир даже не знает, что он всё ещё существует. Так с чего он вбил себе в голову, что может что-то изменить? Он ведь пытался – и что из этого вышло? Сотни ребят на Кладбище, которых он должен был спасти, угодили в заготовительные лагеря и ждут разборки, а Риса, единственный луч света в его жизни, ушла в темноту, как и он сам.

Неудивительно, что Лев устал носить бремя мира на своих плечах и хочет исчезнуть здесь, в резервации. Но для Коннора это не выход. Не в его природе жить в ладах с природой. Треск поленьев в костре не успокаивает его, а раздражает. Безмятежно журчащий ручей для него – разновидность пытки водой.

– Ты легковозбудимый ребёнок, – говаривал отец Коннора, когда тот был малышом. Эвфемизм, которым родители заменяли слово «неуправляемый» . Такому человеку, как говорят, собственная шкура жмёт. В конце концов его родителям тоже стало трудно удерживать своего отпрыска в пределах его шкуры, и они решили его от неё избавить – подписали ордер на разборку.

Интересно, когда именно они приняли это решение? Когда они перестали любить своего сына? Или любовь здесь ни при чём? Может, им задурили головы рекламные объявления типа: «Разборка – когда вы любите их так сильно, что готовы дать им уйти» или «Состояние распределённости – лучшее, что можно сделать для ребёнка с дизунификацией личности» ?

И словечко-то какое придумали – «дизунификация». Наверняка это «Граждане за прогресс» постарались. Так они описывают подростка, желающего оказаться где угодно, только не там, где находится, и быть кем угодно, только не самим собой. Да у кого хотя бы изредка в жизни не возникает подобное желание? Разумеется, у некоторых оно появляется чаще, чем у других. Коннор относится именно к таким. Но постепенно ты приучаешься жить с этим чувством в ладу, обуздываешь его, ставишь на службу своим амбициям и стремлениям и в конце концов, если повезёт, достигаешь многого в жизни. Разве его родители имели право лишить своего сына этой возможности?