Бернар Вербер - Ящик Пандоры [litres]

Он подключает ноутбук к Wi-Fi такси и звонит Элоди.

– Это я, Элоди… Ты мне нужна. Домой мне нельзя. Можешь меня приютить?

– Рене! Что ты натворил? Я узнала, что ты сбежал из психиатрической лечебницы.

– Мне не понравилось меню на ужин, – шутит он, чтобы взбодриться.

– Ты должен сдаться!

– Ты сможешь меня спрятать хотя бы на один день?

– Это только усугубит твое положение. Ты болен, Рене, тебе надо лечиться. Разгром больницы учинили сидящие у тебя внутри личности, они бесконтрольно вырываются наружу.

– Разгром больницы? О чем ты?

– О пожаре, который ты там устроил! Мне звонил Шоб, он сказал, что ты взбесился, не выдержал его лечения.

– Умоляю, Элоди, помоги мне. Кроме тебя, у меня никого нет.

– Ты не должен убегать, Рене. Иди в ближайшее отделение полиции. Я забочусь о твоем благе. Все еще может устроиться. Если ты будешь упорствовать, то твоя душевная болезнь усугубится. Твой бред об Атлантиде ухудшится, ты больше не сможешь его контролировать. Целостность памяти и невосприимчивость к миру иллюзий – это то, что сохраняет наш разум, Рене. А ты болен.

– Мне доступны скрытые во мне множественные воспоминания, никакая это не болезнь.

– Болезнь, называется шизофрения.

– А по-моему, это расширение сознания. Я открыл новую дверь восприятия, это то, о чем писал Олдос Хаксли и что вдохновило Джима Моррисона назвать группу «Дорз» [11] Doors – в переводе с англ. «двери». .

– Ты шутишь? Пережитое тобой в «Ящике Пандоры» – новая дверь восприятия? Ты совсем запутался.

– Я понял, кем был, прежде чем стать собой.

– Это извращение, субличности, которые надо обуздывать. Человек рождается, чтобы прожить одну жизнь, иметь одну память, одно целостное сознание, одно осязаемое и осознаваемое пространство-время. ЖИВИ В РЕАЛЬНОСТИ, РЕНЕ! КОНЧАЙ СВОЙ БРЕД! ТЫ РЕНЕ ТОЛЕДАНО, ТОЛЬКО ОН!

Ей не понять. Мне ее не убедить, она глуха к голосу разума. Попробую надавить на чувства.

– Ты мне нужна, Элоди. Пожалуйста. Не осуждай меня, лучше помоги.

– Лучшая помощь – убедить, что тебе надо лечиться.

– Ответь на один вопрос: можно мне прямо сейчас к тебе приехать?

Но она не отвечает, а настаивает на своем:

– Я засвидетельствую, что ты был травмирован при неудачном сеансе гипноза. Скажу, что сама во всем виновата, это я тебя затащила в театр на барже, не подумав, к чему это может привести.

– Ты не можешь просто взять и поверить мне?

– Ты убил человека и поджег больницу. Там могут быть раненые. Тут есть простор для защиты, моя знакомая-адвокат тебе поможет, но для этого ты должен сдаться. Сдайся, умоляю! Бегством ты усугубляешь свою вину.

Рене уже колеблется.

Всегда остается возможность пойти путем смирения. Отказаться. Опустить руки. Прекратить борьбу. Во многих своих жизнях я избирал этот путь, но результаты оказывались неубедительными.

– Что ж, я считал тебя другом, а ты отказываешься мне помочь?

– Да, и именно потому, что я тебе друг.

Он отключает связь и называет таксисту адрес клиники «Бабочки».

«ВСЕ – ПАМЯТЬ».

Примерно в 10 вечера он переступает порог учреждения и, никем не остановленный, направляется в жилой отсек. Несколько блуждающих в коридоре бедолаг просят его помочь найти их комнаты, но он не замедляет шага.

Отца он застает за просмотром телепрограммы о мировых заговорах. Транслируется сюжет о том, что человек никогда не бывал на Луне. Доводы следующие: тень флага отклоняется от тени астронавта; свидетельства близких Стенли Кубрика. На этих основаниях ставится под сомнение прилунение в 1969 году.

С одной стороны, мелкие фейк-ньюс политиков, с другой – крупные фейк-ньюс, изготовляемые злоумышленниками для манипулирования толпами.

Эмиль не слышит, как он входит.

– Добрый вечер.

– Время ужина? – спрашивает старик, не оборачиваясь.

– Это я, – говорит Рене и закрывает дверь.

– Кто вы? Мы знакомы? – недоверчиво спрашивает старик.

Рене чувствует, что надо очень быстро найти ответ. Он вспоминает слова врача о том, что для воздействия на память нужно вызывать эмоции.

Какую наиболее сильную эмоцию может испытать мой отец, учитывая, что он все забыл?

– Я здесь из-за заговора, – выпаливает он.

В этот раз отец оборачивается и смотрит на него.

– Вы кто?

– Тайный агент. Я служу во французской контрразведке, мы выявили в клинике «Бабочки» иностранных шпионов, их цель…

Скорее придумать что-то осмысленное.

– Их цель – подмешать в водопроводную воду эликсир забвения. GHB, гамма-гидроксибутановую кислоту.

Эмиль хмурится.

Так, теперь техника «3+1», пока что она меня не подводила.

– Вы согласны, что тайные агенты не должны иметь при себе удостоверений на случай ареста?

– Не должны.

– Вы согласны, что они стараются оставаться незаметными?

– Да.

– Согласны, что если заговор, о котором я говорю, реален, то о нем никто не должен знать?

– Конечно.

– И что никто не заподозрит, что сердце заговора располагается в такой клинике?

– Никто ни за что не заподозрит! Это самое подходящее место, – соглашается Эмиль Толедано.

В следующую секунду он меняется в лице и стискивает сыну руку.

– Я так и знал! У меня у самого иногда впечатление, что в памяти дырки, наверняка это из-за воды из крана! В ней эликсир забвения, GBH.

– GHB, – поправляет Рене.

– Эти преступники, откуда они?

– Они из…

Скорее найти виноватых.

– …из Турции!

– Оттоманы!

– Они, они. Они хотят нас убить, потому что мы стараемся не дать им подлить GHB во все муниципальные резервуары, чтобы амнезия поразила как можно больше людей.

– GHB! Ну да… Это что?

– Эликсир забвения.

– Ах да.

– Вы знаете, зачем они это делают?

Он наклоняется и шепчет ему на ухо:

– Чтобы все забыли геноцид армян.

– Конечно, это очевидно.

– Франция всегда поддерживала память о геноциде. За это турки на нас злы, – говорит Рене.

– Да, так оно и есть.

– Теперь они вздумали подливать GHB, но мы не дадимся, мы не забудем. Как не забываем Холокост, убийства тутси в Уганде и гереро в Бурунди [12] На самом деле племя гереро живет в Намибии, там его уничтожали германские колонизаторы. – Прим. пер. .

– Они уже начали использовать свой проклятый яд. У меня впечатление, что я стал забывчивым. Не помню вот, говорил я уже это вам или нет…

Рене перебивает отца:

– Это только начало, но мы можем им помешать. Вы нам нужны, мсье Толедано. В связи с этим я сейчас назову ваш псевдоним в секретной службе.

– Да? И как я буду называться? Это буквы, цифра? Имя какого-нибудь исторического персонажа?

– «Папа».

Он повторяет это слово несколько раз, чтобы лучше дошло.