Бернар Вербер - Ящик Пандоры [litres]

– Прости, Рене, поверь, так будет лучше. Я знаю свои возможности. Я прикинул, что тут можно было бы сделать. Целая тюрьма в чужой стране, освобождение других заключенных, когда ты даже не знаешь, где они сидят? Мне жаль, но здесь нужен гораздо более свирепый и опытный воин. Настоящий убийца, а не заурядный военнослужащий. Человек, которому доставляет удовольствие пускать в ход оружие, любитель повоевать, поклонник насилия. Человек старше, мудрее, решительнее меня.

Он прав. Ипполиту суждено погибнуть от руки простого немецкого солдата, это о чем-то говорит. Я не могу позволить себе рисковать. Только не здесь, вдали от Франции, когда я несу ответственность за тех, кто мне доверился.

Рене уходит, минует дверь и в коридоре формулирует новое пожелание: «Хочу попасть к своему самому стремительному, самому быстрому, с наибольшим самообладанием “я”. К такому, который смог бы вызволить из этой тюрьмы меня и моих друзей. Мне нужен убийца».

Он несколько раз повторяет свой запрос. Наконец загорается цифра над одной из дверей: 71.

Надо же, дверь перед Шанти.

Он опасливо тянет руку к дверной ручке.

Что за чудовище меня ждет?

Его руки состоят из толстых пластин – гладких, черных, с острыми краями.

Чертовщина, самое свирепое из моих прежних воплощений – зверь. Черный скорпион? Ничего себе совпадение… Скорпион – помощник в деле побега из тюрьмы «Скорпион».

Но, приглядевшись к пластинам, он различает завершающую конечность перчатку с изображением скорпиона и шевелит обтянутыми кожей пальцами.

Я человек.

Он сжимает длинное древко, на которое нанизан железный шар с торчащим из него скошенным лезвием. Вокруг поднимаются клубы желтой пыли.

Он слышит крики злобы и агонии, звон сталкивающихся мечей, свист стрел.

Дьявольщина, опять война.

Тысячи фигур мечутся в тучах пыли.

Его обувь не закрывает больших пальцев. На голове он чувствует тяжесть шлема с забралом, защищающего половину головы, подбородок сдавлен ремешком, на лице маска.

Перед ним мужчина в одежде самурая, замахивающийся мечом. На нем рогатый шлем, кираса, поножи.

Их поединок происходит чуть вдалеке от общей схватки.

Рене чувствует, что человек, в которого он вселился, обладает огромной силой воли, полной сосредоточенностью, образцовой решимостью. Недаром он выбрал своей эмблемой скорпиона. Кажется, он не испытывает никаких эмоций, как будто в его жилах течет холодная паучья кровь.

На шее его противника болтаются нанизанные на шнурок носы. Опустив голову, Рене видит такое же ожерелье на собственной шее. У него, правда, целых девять носов, тогда как у противника только шесть.

Рене понимает, что сейчас не время отвлекать воина разговором, надо дождаться исхода поединка.

Начинается бой. Оба выставляют мечи и медленно кружат, приноравливаясь.

Рене пользуется этим как передышкой, чтобы лучше познакомиться с этим «я». Он без труда добирается до воспоминаний и видит, кто он такой и каким было его прошлое.

Его зовут Сиро Ямамото. Он был крестьянином, потом был насильно призван в армию, где стал асигару, пехотинцем-копейщиком. В первом же сражении, зная, что это уникальный случай показать себя, он старался поражать своим копьем только видных воинов.

В пылу боя юный Ямамото подсмотрел дуэль двух старых самураев. Лишь только один нанес другому смертельный удар, Ямамото выскочил из кустов и проткнул победителя дуэли копьем. Не очень благородный, зато весьма эффективный способ убийства. Пользуясь неразберихой, он утащил труп в канаву, отрубил голову его же катаной и повесил за волосы себе на пояс как трофей.

Правило было простым: если асигару удается убить самурая, то он сам может стать самураем, если выполнит условие – сможет предъявить доказательство своего подвига.

Правда, не все пошло по плану: подвиг-то он совершил, но за ним погнались другие асигару, возжелавшие украсть его трофей. Пришлось пустить в ход катану убитого, чтобы отогнать собственных однополчан.

Потом состоялось посвящение. После боя каждый предъявлял свой трофей даймё, полководцу. Пленный вражеский офицер докладывал имя и звание погибшего.

Голова, предъявленная Ямамото, принадлежала, на его счастье, знатному воину. Даймё вознаградил его желанным самурайским званием, полным обмундированием и правом оставить себе катану убитого.

Слово «самурай» значит «тот, кто служит своему господину», и он полностью этому соответствовал. Он изучил бусидо, кодекс поведения воина. Он не стал брать себе дом с землями, слуг, жену, предпочтя положение убийцы, любимца даймё.

После первой победы он приобрел вкус к убийству ближних.

Он освоил боевое искусство иайдо – умение мгновенно извлекать меч и, упав перед противником на колени, разрубить ему череп и тут же убрать меч в ножны. Это искусство было мало распространено из-за своей опасности, но он проявил в нем редкую одаренность.

Побеждать ему помогала одна мысль: «Главное – осознать бесконечность времени между моментом, когда противник принял решения нанести удар, и моментом самого удара».

В этом заключалась сила Ямамото: он умел усилием духа погружаться в мир с замедленным течением времени и при этом молниеносно думать и действовать. Обладание этим даром обеспечивало ему невиданную стремительность.

Даймё в нем души не чаял. Это он прозвал Ямамото Черным Скорпионом за скорость его смертельного укуса.

Живя во дворце господина, Ямамото только и делал, что повиновался. Больше всего он ценил возможность ничего не решать самому. Счастье в подчинении. Когда даймё приказывал ему убивать, он убивал, не задавая себе никаких вопросов, не испытывая боли от необходимости решать, а значит, не рискуя ошибиться.

Ямамото убивал быстро и чисто, гибко и грациозно. Это был эстет умерщвления. Наивысшим удовольствием для него был выбор правильного оружия для каждой ситуации в бою. Городские лавки предлагали холодное оружие, которое можно было пробовать на заднем дворе на приговоренных к смерти, закованных в цепи.

В перерывах между заданиями Ямамото проводил время за упражнениями с мечом, а также киайдо, стрельбой из лука и тренировками с сорока другими видами оружия, в том числе ножами и прочими острыми предметами, а также порошками, которые бросали противнику в лицо для раздражения глаз. Он также совершенствовался в кобудо, крестьянском боевом искусстве, состоявшем в превращении в оружие предметов повседневного обихода.

С женщинами он встречался редко (обычно ограничивался изнасилованиями по приказу даймё, чтобы унизить врагов или непокорных вассалов). Услады плоти – еду, любовь, веселье, отдых – он считал низменными. Его влекла только война и все более искусное умерщвление врагов.