Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

– Правда или вымысел? Сон или явь? Решать тебе…

– О нет, нет, нет! Твою же мать! – кричал Эмиль.

Он попытался перевернуться на живот, чтобы подняться, но в тесном кармане не было возможности для маневров. Ноги мальчика оказались задранными кверху. Они болтались над сиденьем, как свекольная ботва над грядкой. Времянкин тщетно дергал ими, пытаясь упереться хоть во что-то, а кот между тем продолжал свою сказочку. Эмиль заткнул уши пальцами, но это не помогало. Проигрыватель, судя по всему, выдавал полную громкость.

– А начинается эта сказка так. В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил да был король…

Когда Эмиль проснулся, был уже вечер. Гостиную в доме Веселовых еле освещал горящий в камине огонь. Кроме треска поленьев в очаге, ничто не нарушало тишину. Эмиль откинул одеяло и сел, свесив с дивана ноги. Его одежда, кем-то заботливо сложенная, лежала на расстоянии вытянутой руки на кофейном столике. Первым делом Времянкин убедился на месте ли Мефистофель. К радости мальчика, булавка была приколота к рубашке. Чистая сорочка, постиранная уже второй раз за сутки, пахла душистыми травами. От карандашных надписей не осталось и следа. Эмиль оделся, посмотрел на пламя огня, прислушался к звукам дома и отправился на поиски кого-нибудь из его обитателей.

Он беззвучно скользил по гладкому полу темного коридора. Боясь наступить на что-нибудь, Времянкин осторожно передвигал ноги, не отрывая их от дубовой доски. Он вдруг уловил аромат корицы. Пройдя еще несколько шагов, Эмиль заметил свет в кухне и направился туда. Мальчик остановился на пороге и окинул взглядом безлюдное помещение: в самом центре располагался кухонный остров в форме куба. Обсыпанная мукой столешница острова была уставлена посудой, которая, судя по всему, использовалась совсем недавно для приготовления какого-то блюда. Миска с остатками теста, венчик со стекающей с него белой жижей, деревянная скалка и прочая утварь. Тут же лежали: развязанный мешок с мукой, скорлупа от яиц, горстка изюма, россыпь шоколадной крошки, плошка с ядрами грецкого ореха и специи.

В противоположном конце кухни Эмиль увидел приоткрытую витражную дверь. Изящный павлин, сложенный из разноцветного стекла, пропускал через себя теплый свет, идущий с той стороны. Оттуда же доносились гулкие звуки музыки. Что-то повторяющееся, пространственное. Времянкин прошел до двери и прислушался к мелодии. При вторичной оценке, версия с психоделической составляющей композиции подтвердилась. Эмиль хорошо знал этот стиль: музыка хиппи, родом из середины шестидесятых прошлого столетия. О человеке, который слушает подобное, можно сделать несколько важных предположений. Эмилю было достаточно того, что ценители психоделического рока славились миролюбием и открытостью. Это обстоятельство, очевидно, добавило парню уверенности. Он тихонько постучал по резному наличнику, потом еще разок, немного подождал и распахнул дверь.

В небольшом, тускло освещенном предбаннике начиналась винтовая лестница, ведущая вверх. Таинственная мелодия будто приглашала Времянкина приобщиться к неизвестному слушателю. Задрав голову, он смело зашагал вверх по чугунной спирали. По мере его подъема усиливалась и громкость музыки, и яркость света, и… влажность воздуха.

Эмиль вошел в зимний сад. Просторная оранжерея с металлическими колоннами и стеклянной крышей, освещенная, как в ясный день, изобиловала всевозможной зеленью. Цветы, кустарники и деревья росли по всему пространству, разделенному извилистыми песчаными тропинками.

– Проходи, Эмиль! – пробился сквозь музыку женский голос. Он донесся из глубины теплицы, откуда-то из-за густой листвы.

– Простите, вы это мне? – Мальчик отправил вопрос в кущи и прислушался в ожидании ответа.

– Сюда! – звал голос. – Проходи! Можешь надеть калоши, – донеслось следом.

Эмиль взглянул на свои носки, потом на песок. Рядом со входом он обнаружил несколько пар калош, составленных в ряд. Он выбрал наиболее подходившие по размеру, обулся и ступил на мягкую сырую почву. Времянкин направился в глубь сада, шаркая резиной по песку, попутно оценивая организацию оранжереи. Через каждые два метра вдоль тропинки были установлены увлажнители воздуха. Они безостановочно испускали тонкие струйки пара. На пути Эмиля скрестились пышные веера незнакомых тропических растений. Мальчик раздвинул их, как кулисы, и оказался в центральной части ботанического сада: это была укромная площадка в форме гексагона, расчерченная цветочными клумбами, окруженная высокими кустами чайных роз. Венчал композицию мраморный фонтан со скульптурой танцующей девушки в нарядном русском сарафане – изумительной красавицы, замершей в движении. Ее голову украшал низкий кокошник с россыпью разноцветных драгоценных камней. Длинные косы плясуньи будто вписывались в поворот. Стан девушки был изящно изогнут, подбородок вздернут кверху, руки разведены в стороны. В правой руке она держала воздушный платок, а из рукава левой руки ниспадал ручей. С тихим журчанием струйка стекала в бассейн, где на поверхности воды дрейфовали кувшинки. На одной из них, как образец прекрасного, покоился огромный розовый цветок. Напротив фонтана стояли два потертых кресла, словно вросших в интерьер теплицы. Казалось, еще немного – и зелень полностью поглотит их. Между креслами размещался резной кофейный столик, а на нем стояли две чашки.

– Простите, вы здесь? – обратился Эмиль сам не зная к кому.

– Располагайся. Я сейчас, – раздался все тот же голос.

Теперь он звучал откуда-то сверху. Времянкин заметил в паре метров от себя переносную лестницу, приставленную к стволу дерева. Он поднялся взглядом по ступеням и под самым потолком обнаружил женщину в рабочем комбинезоне и в шляпе с сетчатой маской, как у пасечника. Она водила дымарем, окуривая верхушку дерева, напоминавшую раскрытый павлиний хвост.

– Вам помочь? – спросил Эмиль, задрав голову.

– Я уже закончила.

Женщина повесила дымарь на пояс и начала спускаться.

– На мадагаскарской равенале завелась кусачая мушка, – сообщила она.

– Я в этом не разбираюсь, извините, – пожал плечами Эмиль.

Ступив на песок, женщина сняла шляпу. На вид ей было лет семьдесят, возраст выдавали морщинки и благородная седина. При этом глаза ее искрились молодостью. Ясный взгляд ее серых очей любого заставил бы волноваться. Она определенно была красива. Очень красива. Но помимо красоты ощущалось что-то еще. Какая-то неуловимая суть. Ее голос и интонации были столь же приятными, как и внешность. «Эффектная женщина», – подумал Времянкин. Она посмотрела на гостя сверху вниз и улыбнулась.

– Не разбираешься, а предлагаешь помощь?