Эдуард Веркин - Звездолет с перебитым крылом [litres]

Звездолет не полетит. Его даже не построят. Никому не нужны будут эти осколки мирового льда, зависшие в пустоте.

Пройдет пятьдесят лет, и я увижу его снова, это будет пятница. Утро, жизнерадостные новости, передача «Ежедневный Бросок», моя любимая.

Я, измученный бессонницей, буду сидеть на диване и ровно в половине восьмого проснется волна, утренний «Ежедневный Бросок».

Сначала про отдых на южных побережьях, потом про кредиты, потом про новый «Тандер» на полярных батареях, купите «Тандер» и отправляйтесь на нем к южным побережьям.

Потом про культуру, потом погода, потом сводки с полей и новости техники. Пройдет всего пятьдесят лет, и я увижу его снова.

«Ежедневный Бросок».

Физики Зеленоградского кластера решили проблему рассеивания луча и представили прототип ручного импульсного генератора.

Обычно я не очень смотрю новости, больше слушаю, но почему-то в тот раз я взглянул.

Я увидел его в руках у невысокого улыбчивого человека в белом халате.

Он немного отличался, разрядная трубка, и ребристые накладки, и сама рукоять были серебристо-металлического обычного цвета, из такого сплава сейчас делают посуду и спортивный инвентарь.

Он был другого цвета, но спутать его ни с чем другим я не мог. Тот же косой скос экранов ствола, тот же массивный тыльник, та же рукоять, отлитая из резины и металла одновременно.

Такой же, как выпал из куртки Анны.

Только из рукояти этого торчал толстый силовой кабель, тянущийся к чему-то, по размерам весьма напоминавшему космический ранец. Белый халат пояснил, что пока не удалось справиться с критическим весом аккумулятора и для всего лишь единичной накачки импульса требуется энергоноситель весом в пятьдесят килограммов. Но при снижении веса хотя бы до десяти килограммов и увеличении емкости батарей можно с уверенностью говорить о том, что ручное лучевое оружие создано. Пока же это всего лишь полностью рабочий прототип.

В доказательство белый халат улыбнулся и выстрелил.

Из ствола на секунду вырвался прозрачный зеленый луч. Он уперся в стальной блок толщиной в метр, пробил его насквозь, воткнулся в бетонную стену. Металл вскипел, бетон выгорел и стек на пол яркими багровыми наплывами.

Белый халат воинственно дунул на ствол и сообщил, что скоро его лаборатория решит проблему с энергоносителем и нашей армии на вооружение поступит непревзойденное штурмовое оружие. Что, безусловно, раз и навсегда качнет маятник в нашу сторону.

Я продолжал сидеть и смотреть «Ежедневный Бросок».

Ранний вечер на берегу.

Еще веселое солнце. Анну. Дюшкин хрип и пузыри у него на губах. Марка, заходящего ко мне сбоку и осторожно, незаметно выпускающего в ладонь нож, и едва заметное движение головы Анны – нет. Нет. Не надо.

А потом Дюшка выплюнул воду.

– Жив, – сказал я.

– Мама, – сказал Дюшка.

– Ребра ему сломала, – сказала Анна и улыбнулась.

– А как без этого? – усмехнулся Марк. – Без поломанных ребер и не бывает.

Не бывает. Дюшка простонал.

– Ты мне тоже тогда сломала, помнишь? – Марк окончательно зашел мне за спину.

И я чувствовал. Что он готов, готов выхватить нож из рукава и воткнуть его мне в горло привычным отработанным движением. Что он так делал уже не раз, в чем-чем, в ножах Марк разбирался.

Я стоял смирно, особо не двигался. И старался не удивляться. И не смотрел в сторону лежащего справа от меня оружия.

Анна снова покачала головой.

– А я всегда говорил, что надо плавать учиться, – сказал Марк.

Он обошел меня, наклонился, подобрал бластер и спрятал под свитер.

Дюшка открыл глаза и ойкнул от боли, Анна действительно сломала ему ребра.

«Ежедневный Бросок» продолжался. Рассказывали про старушку, которая зачем-то вырастила дома огромную лягушку и теперь уже не знала, куда ее девать. Рассказывали про земляную дыру в Китае и облачную дыру над Китаем. Про человека из Индонезии, установившего мировой рекорд битья себя по голове ногами в минуту. Про очередную говорящую свинью и про недавно расшифрованные предсказания древних мудрецов, которые вот-вот.

– Ну что? – спросил Марк. – Видел их?

– Кого? – хрипло не понял Дюшка.

– Сначала белый коридор, потом апостол Петр со штангенциркулем.

Марк засмеялся.

– Какой апостол…

Апостол Петр со штангенциркулем. Я запомнил. Я вообще запомнил тот день очень остро.

Я отправился в столовую, выжал себе лимонада, для вкуса добавил апельсин, и мяту, и какую-то прозрачную дрянь со вкусом гуавы.

Тогда…

Тогда Дюшка сел и заплакал. А Анна села с ним рядом, обняла за плечи и гладила по голове.

– Он шутит, – сказала Анна. – Все будет хорошо, поверь мне. Уж я-то знаю.

Марк стал свистеть и с независимым видом бродить вокруг. Дюшка хлюпал, вытирал сопли и ничего не говорил. Анна выгребала из кармана развалившиеся сигареты.

– Все хорошо будет, – говорила она. – Все хорошо.

– Да… – кивал Дюшка. – Хорошо…

Всю обратную дорогу он молчал. Иногда останавливался, приваливался к дереву и дышал, скрежеща зубами, ойкал и хватал себя за бок.

Тяжело ходить со сломанными ребрами. Наверное, все-таки не сломаны, а потресканы, со сломанными он не смог бы толком ходить.

Потом, когда мы вышли на бетонку, Дюшка остановился снова.

– Завтра я с ней все-таки поговорю, – сказал Дюшка. – Сегодня глупо получилось… все глупо получилось, я хотел с ней серьезно поговорить и провалился… Конечно, теперь все по-другому, теперь я полным идиотом выгляжу… Жалким идиотом, который даже плавать не умеет…

Дюшка закашлялся.

Он ничего не заметил. Ни штуки, вывалившейся из куртки, ни ножа в рукаве у Марка. Ни рук Анны. Счастливец.

– Почему я такой дурак?! – спросил Дюшка. – Почему ничего не получается по-нормальному?

– Да не переживай ты так, – попробовал успокоить я. – С любым может случиться. На самом деле завтра пойдем к ним, и ты поговоришь с Анной о своем будущем.

– Я идиот! – снова крикнул Дюшка. – Идиот…

Он пошагал дальше, чуть скособочившись на правую сторону.

– Завтра пойдем, – упрямо говорил Дюшка. – Завтра обязательно… Что за глупость-то такая…

– Вот завтра и посмотрим, – сказал я.

Бумажный журавлик в моем кармане превратился в кашу. Как сигареты Анны.

В ту ночь у Дюшки поднялась температура. Бок распух, и ему стало трудно дышать, и отец отвез его на рентген. Оказалось, что одно ребро сломано, а в двух других трещины. Удивительно, как Дюшка на ногах держался, не то что ходил. Его оставили в больнице, вкатили димедрола, и Дюшка уснул на целый день.

Так что завтра к Анне отправился я один.

С утра забежал в больницу, узнал про Дюшку. Потом к Анне. Не знал зачем, наверное, поговорить. Мне почему-то казалось, что она захочет со мной поговорить. Ведь было о чем поговорить, было.