Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

– А Доктор? – говорит Марина.

– Доктор мог стать великим шаманом, а стал безумцем. Глубь разрушила его разум.

– Неправда! – возмущается Марина.

Она не умеет с ним говорить, понимает Ника, она пытается его переспорить, а надо задавать ему вопросы, как я задавала брахо Ивану.

– Простите мою подругу, – говорит Ника. – Иногда она чрезмерно горяча и несдержанна. Она не следует по пути дыхательных практик, но она – великий воин. Простите ей, что ваша мудрость скрыта от ее глаз пеленой гнева.

Зантеро Хуан кивает (бусинка опять – вверх-вниз):

– Я не держу зла на твою подругу. А что скажешь мне ты, юная ученица, идущая по пути дыхательных практик и тайного видения?

– Мне нечего вам сказать, – отвечает Ника, – я только хотела спросить: что будет, если граница между нашими мирами и глубью рухнет? Если обитатели глубинных областей ринутся на нашу сторону?

– В древних преданиях сказано: из глубины моря выйдет зверь, который будет девой, чтобы повелевать всеми мирами сорок два месяца, – говорит зантеро. – Понимаешь ли ты, что значит «зверь, который будет девой»?

– Да, – кивает Ника, – это символ вечно меняющейся природы глубинных миров. Он придет из глубины моря, то есть из глуби. Говорят ли предания, когда это будет? Можем ли мы ускорить этот день? Должны ли мы замедлить его приход?

Зантеро Хуан снова смеется:

– Мы не можем ни ускорить, ни замедлить. Всему свой срок. Придет время – времени не будет, но сейчас время есть.

– Я понимаю, – говорит Ника, хотя понимает не до конца, как и с брахо Иваном. – Но если бы вы узнали, что в глубине кто-то собирает армию, чтобы вторгнуться сюда… тот, кто уже развязал однажды войну живых и мертвых… тот, у кого есть сила, желание и власть бросить эту армию в бой по обе стороны Границы, – что бы вы сделали?

– Я бы продолжал сидеть здесь, во дворе, – ответил зантеро. – Здесь тепло, здесь всегда светит солнце. Но тот, о ком ты говоришь… я знал только одного человека, которому хватило бы безумия и ненависти сотворить такое. Когда-то он жил во Вью-Ёрке, но уже покинул его – и даже в самых дальних областях давно не видели его следов.

– Человека, о котором вы говорите, зовут Орлок Алурин? – спрашивает Ника.

– Его зовут Орлок Алурин, – кивает зантеро Хуан, – и теперь я понял, почему ваш страх показался мне таким знакомым.

Он молчит, глядя, как пестрая курица, вернувшись, ищет что-то в пыли у Никиных ног.

– Если за вами гонится Орлок Алурин, – говорит старик, – я укажу вам проход вглубь.

– Благодарю вас, зантеро Хуан, – склоняет голову Ника.

Старик смотрит на Марину: та улыбается.

– Зря радуешься, дочка, – говорит он. – Всё, что я сказал о глуби, – правда. Неподготовленный человек не выдержит там и нескольких минут – но эта гибель будет лучше того, что ждет вас, попади вы в руки к Орлоку.

– Мы не погибнем там, – говорит Марина, – и он не убьет нас. Это мы убьем его.

Марина сидит, прислонившись спиной к теплой стене. В землю перед ней воткнут прутик – тень указывает на носок Марининого ботинка. Тень совершенно неподвижна, хотя прошло уже полчаса. «Здесь тепло, здесь всегда светит солнце», – сказал зантеро Хуан. У мертвых нет времени – и здесь, во дворе зантеро Хуана, его в самом деле нет. Вечный полдень, вечное лето.

– Майк, – зовет Марина, – подойди сюда.

Она не знает, сколько им еще ждать, пока сенёр Хуан приготовит все для Зантерикоса. Но одно решение Марина уже приняла.

– Ты должен уйти, – говорит она Майку. – Ты не пойдешь с нами.

– Вы не… доверяете мне? – отвечает Майк.

– Я тебе доверяю, – говорит Марина, – но ты же слышал: ты не выдержишь там и нескольких минут – а Орлоку ты не нужен. Он охотится за нами, а не за тобой. Оставайся.

– Ты всегда меня бросаешь… – голос Майка дрожит. – Я не хочу, чтобы ты уходила…

– Но я уйду, – отвечает Марина. – Мы уйдем. И уйдем без тебя.

Майк всхлипывает.

Сейчас он такой же, каким Марина помнила его все эти годы. Может, чуть подрос и раздался в плечах, но все равно не изменился – по-прежнему одинокий напуганный мальчишка. Давным-давно, вырванный из своего мира, он стоял в заброшенном доме, вздрагивая и повторяя «спасите, спасите меня!», давным-давно он плакал и просил прощения в школьном дворе… а когда-то прошептал Марине «ты самая лучшая на свете» и поцеловал.

В кладовке было темно, за дверью зомби собирались с силами для новой атаки, Марина была уверена, что сейчас погибнет, – и тут Майк нагнулся к ней, мертвыми и холодными губами прижался к ее губам, потом выдохнул Марине в самое ухо чуть слышное «я тебя люблю». И тут дверь затрещала, и зомби снова пошли на штурм. И до конца боя Марина вспоминала это «я тебя люблю», и изумление – неужели он в меня влюбился? – словно блокировало страх и придавало новые силы.

А теперь Майк стоит перед ней, слезы набухли в глазах, губы дрожат. Понимает, что сейчас уйдет, что если Марина велела уходить, он не сможет остаться, не сможет с ней спорить.

Марина поднимается. За прошедшие годы она выросла, теперь она выше Майка. Нагнувшись, она шепчет Майку в самое ухо, вспоминая его давние слова:

– Ты смелый, ты умный, ты красивый, – и, помедлив, добавляет: – Ты лучше всех… кого я здесь встретила.

А потом целует Майка в губы. От неожиданности Майк приседает, и Марина нагибается ниже, чтобы не прервать поцелуй. Обхватив Майка рукой, она заставляет его выпрямиться. Так они и стоят, обнявшись, замерев в долгом поцелуе. Майк зажмурился, а Марина ищет глазами Лёву, хочет подмигнуть: мол, это не всерьез, ты ведь понимаешь, правда? Ты ведь совсем-совсем не обижаешься? Но Лёвы не видно, только изумленная Ника замерла где-то на самом краю зрения, мигни – и пропадет.

Внезапно солнце исчезло, словно его выключили, и вспыхнули звезды. Двор погрузился во тьму, и Марина увидела огонь в трех небольших плошках, стоящих в пыли перед сенёром Хуаном и еще двоими зантеро – молодым человеком с длинными прямыми волосами и голубыми глазами, странными на смуглом лице, и полной негритянкой лет сорока в цветастом длинном платье.

Когда все четверо друзей приблизились, из темноты донесся дробный глухой стук – он нарастал, будто множество людей били в барабаны. Постепенно стук превратился в единый гул, стеной обступивший семь неподвижных фигур.

Марина не знала, сколько прошло времени, прежде чем на границе мерцающего света мелькнула первая тень… затем вторая… Словно что-то стелилось по земле, выныривало из темноты – и снова пряталось.

– О Великая Мать-Ящерица, – говорит зантеро Хуан. – Как велит обычай, в твою честь мы отпустили твою крылатую сестру. Она черна, как ночь, и быстра, как молния в ночи. Ее именем и твоим именем я прошу твоей помощи. Пусть твои дочери придут к нам, пусть принесут нам дары. Мы примем их с безграничным почтением и благодарностью.