Том Флетчер - Новая Ева [litres]

– Я имею в виду, это довольно изысканная тюремная камера, но все равно впечатляет, – добавляет он по привычке.

Мы стоим у основания южной полусферы Купола Евы. Он выдается далеко вперед над нами, создавая собственный горизонт. Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до его внешней оболочки, но внезапно поверхность Купола начинает вращаться. Порыв ветра едва не сбивает нас с ног, и все судорожно цепляются за ограждения. Сенсоры Купола уловили приближение ветра, прежде чем мы это почувствовали, и вовремя произвели необходимые регулировки.

– Надеть Перчатки, джентльмены, – приказывает Кетч. Раздаются металлические щелчки, и жужжат разогревающиеся ржавые моторы. Я просовываю руку в металлическую перчатку в форме снаряда, и ее раструб автоматически защелкивается вокруг запястья, скорее, как наручники, а не браслет. Прорезиненная внутренняя перчатка плотно облегает кисть, не давая ей выскользнуть наружу.

– Сэр, этим штуковинам, должно быть, больше десяти лет. Откуда нам знать, они еще фурычат? – выкрикивает чей-то голос, пробиваясь сквозь гул пропеллеров дронов и шум ветра.

– Вот почему мы здесь сегодня, – отвечает Кетч. Следует пауза, и вся наша группа, стоя у самого края платформы, с опаской поглядывает на проплывающие внизу облака.

– Успокойтесь. Думаю, вы будете рады услышать, что это учения, – говорит Кетч, явно улавливая вибрации, исходящие от каждого из нас, застывших в оцепенении на многокилометровой высоте над землей.

Никогда еще я не испытывал такого облегчения, как после этих слов. Кого-то снова стошнило.

– Мы тестируем оборудование на случай, если обстоятельства потребуют от вас совершить Прыжок Веры – так, я полагаю, вы его называете, – чтобы мы все могли убедиться в том, что даже если вера вас подведет, снаряжение – никогда. А теперь, будьте так добры, вытяните руки вперед и проследите, чтобы вы стояли, по крайней мере, в метре друг от друга. Отлично. Когда будете готовы, следуйте инструкциям, напечатанным сбоку на Перчатке, и активируйте лезвия.

Я встаю и протягиваю руку. Мне хочется покончить с этим как можно быстрее и убраться к чертовой матери с этой верхотуры. Я раз сто, если не больше, читал про то, как активировать эти штуки. При моей ненависти к высоте надо знать все про спуск вниз в чрезвычайной ситуации.

Свободной рукой я прикрываю глаза и поворачиваю рычаг управления внутри Перчатки, как поддают газа ручкой мотоцикла. Когда он начинает вращаться, я чувствую вибрацию, а потом что-то вроде выпуска энергии. Ощущение реально движущихся деталей кажется устаревшим в сравнении с технологиями, которыми мы ежедневно пользуемся в Башне.

С громким свистом – как меч из ножен – три роторных стеклопластиковых лезвия выстреливают из боковины металлической перчатки вместе с облаком ржавой пыли.

Не очень-то обнадеживает.

– Если ваше устройство выпускает три лезвия, значит, оно пригодно для прыжка и будет возвращено в ящик. Если лезвий меньше – ну, можете считать, вам крупно повезло, что это всего лишь учения. Вашу перчатку заменят обновленной моделью, – объясняет Кетч.

Оглядывая болтающееся у меня на руке ржавое ведро, которое только что признали годным к дальнейшему использованию, я благодарю свою счастливую звезду за то, что сегодня просто учения.

Проходят часы, но ни одна живая душа ко мне не заглядывает. Несколько раз я пыталась открыть дверь – увы, она заперта. Никто не может ко мне войти. Я не могу выйти.

Меня отвергли и держат в изоляции. Как в тюрьме.

Это невыносимо. Я знаю, они хотят сломать меня, чтобы я уступила их воле и поумерила свои желания.

Какая же я глупая, что посмела надеяться на будущее с Брэмом.

Пока во мне нарастает страх перед неизвестностью, вынужденный голод вызывает эмоциональную бурю. Я все больше распаляюсь, оттого что не могу распоряжаться своей судьбой, и злюсь на их упорное нежелание выслушать меня.

Взаперти, мне ничего не остается, кроме как ждать и думать.

Разве они не знают, что меня нельзя оставлять наедине с собственными мыслями?

Должно быть, меня сморил сон. Когда я вдруг открываю глаза, в комнату льется солнечный свет, а в двери щелкает автоматический замок. Мне бы радоваться, что наконец-то можно вырваться из заточения в четырех стенах, но я почему-то испытываю совсем другие чувства. Зубы стиснуты, ноздри раздуваются от гнева.

Они оставили меня одну на целые сутки, и теперь я готова сделать свой ход в предложенной ими игре, заявив о своих правах и власти.

– Доброе утро, – певуче произносит мать Кади, заходя в комнату. Как ни в чем не бывало, словно и не держали меня в плену одиночества.

Я замечаю поднос в ее маленьких ручках, и ароматы домашней еды кружат голову.

– Каша с коричневым сахаром. Я сама варила, – гордо заявляет она. Я и ухом не веду и не делаю никаких попыток сесть на кровати, чтобы она могла поставить поднос мне на колени.

Однако слюнки текут. Я знаю, как вкусно она готовит. Могу поспорить, они обсуждали, что принести мне на завтрак. Матери хорошо знают мои вкусы в еде. С одной стороны, мне хочется принять ее стряпню в качестве жеста примирения. Но все-таки упрямства и обиды во мне больше.

Конечно, я сочувствую Матерям, зная, что вчера они лишь исполняли приказы. Я уверена, они страшно переживали, видя, как меня наказывают, но, хоть и скрепя сердце, все-таки подчинились, а значит, предали мою любовь к ним.

Мне всегда хочется верить, что их роль в моей жизни носит куда более личный характер, нежели чем простое выполнение требований начальства – в конце концов, для меня они ближе всех к моей настоящей матери. Но матери не бросают своих детей. Они бьются за них. Возможно, Матери ближе к ним, чем ко мне. Не зная, кому теперь можно доверять, я понимаю, что придется самой бороться за себя и противостоять всем, кто меня окружает. В том числе и дорогой матери Кади, смуглолицей и жизнерадостной, которая обычно заряжает меня весельем. Но только не сегодня.

– Ева? – ласково произносит она.

Я не отвечаю. Просто смотрю на голубое небо за окном.

– Я принесла и твои витамины… – Ее голос дрожит, и она шмыгает носом.

Я слышу ее судорожный вздох – плачет, что ли? Ком подступает к горлу. Я напрягаю слух, пытаясь угадать, в каком она состоянии, однако даже не думаю о том, чтобы повернуться и послушно выполнять ее просьбы.

– Я оставлю это здесь. – Ее голос звучит тверже, и я слышу, как она ставит поднос на прикроватную тумбочку. – Я скоро вернусь, чтобы помочь тебе принять душ. – Она тянется ко мне и поправляет простыню, прикрывая мои плечи. Под тонкой тканью я чувствую, как ее рука скользит ниже и крепко пожимает мое предплечье. Она быстро поворачивается и уходит.