Том Флетчер - Новая Ева [litres]

Одна криокамера в конце ряда призывно оставлена открытой. Зритель может совершить виртуальную экскурсию в ее глубины, погрузившись в море сухого льда.

Если же ваш час придет, прежде чем вы решите заморозить оставшиеся годы жизни, мы все равно сможем сохранить ваше драгоценное тело и использовать его для моделирования нашего будущего, как только технология угонится за нашими амбициями.

Вы не должны становиться последними женщинами на земле. Посетите ближайшую к вам криоклинику ЭПО уже сегодня.

Экраны снова становятся прозрачными, возвращая комнате зеленый цвет гармонии.

– Думаете, Ева догадывается о том, что ее мать лежит в морозильнике внизу? – ухмыляется Джексон, вставая из-за стола и направляясь к прилавку, который уже ломится от еды.

– О, да, конечно, точно так же, как знает, что одна треть ее лучшей подруги Холли – всего лишь инструмент, – шутит Крамер.

– Невозможно представить, что она настолько слепа, – добавляет Локк.

– Думаю, не настолько, насколько хочет убедить нас в этом. – Я не могу удержаться, чтобы не влезть в разговор.

Криохранилище расположено далеко внизу и занимает бо́льшую часть Башни. Оно заполнено замороженными женщинами, которые решились сохранить свои тела для будущего в надежде на то, что однажды они проснутся в новом мире, где наукой уже разгадана самая интригующая головоломка за всю историю человечества.

– Ты когда-нибудь бывал там? – спрашивает Джексон.

– В криохранилище? Нет, а что? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Просто спросил. – Он гнусно хихикает, запихивая в рот кусок хлеба.

Локк толкает его локтем в бок, пока мы выстраиваемся в очередь за едой.

– А ты что делал в криохранилище? – спрашивает Хартман. Я не уверен, что кто-то из нас хочет услышать ответ.

– Мне придется доложить о тебе, – предупреждает Крамер.

– Ага, давай, настучи, и, может быть, я расскажу доктору Уэллсу, чем вы с Холли занимаетесь в студии после смены, – спокойно парирует Джексон.

Крамер заливается краской, открывает рот, будто хочет что-то сказать, но не находит слов и пристыженно садится за стол.

– Полагаю, у нас у всех тут есть свои порочные удовольствия. В конце концов, мы все мужчины. И запрограммированы на одно и то же. – Джексон одной рукой хватает себя за причинное место, другой рукой удерживая тарелку с мясом. – Верно, Брэм?

Все замолкают и смотрят на меня, ожидая моей реакции. Очевидно, всем известно, что произошло между мной и Евой.

– Ну, и кто сегодня на вахте? – спрашиваю я, не поддаваясь на провокацию. – Как она?

Молчание.

Все быстро переглядываются, избегая смотреть мне в глаза.

– Что? – спрашиваю я.

– Послушай, старик, мне не хочется быть гонцом с плохими новостями… – Уоттс неловко улыбается.

– Мы получили строгий приказ не обсуждать с тобой, что происходит в Куполе, – перебивает его Джексон, ставя эффектную точку. Я не могу не заметить, как дергается уголок его рта. – В целях безопасности Евы.

Кровь закипает во мне. Хартман кладет руку мне на плечо, и я вижу свои сжатые кулаки.

Джексон таращится на меня, словно подзадоривая и напрашиваясь на драку.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. У меня и так достаточно проблем. Джексон это знает. Я расслабляюсь и с вымученной улыбкой закидываю в рот хлебный мякиш.

– Знаешь, тебе нужно контролировать свой темперамент, Брэм, – бурчит Джексон с набитым ртом. – От тебя не знаешь, чего ждать. То улыбаешься, а то уже готов махать кулаками. Непредсказуемый ты. Знаешь, кто еще был таким же? Отец Евы, и посмотри, что они с ним сделали!

– Отец Евы психопат. Он получил по заслугам, – вступает в разговор Хартман.

– И ты всему этому веришь? – вмешивается Уоттс.

Снова воцаряется молчание, и все как один многозначительно смотрят на него. Слова могут быть опасны в мире, где у стен есть уши.

– Что там было на самом деле, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. – Джексон прерывает молчание. – Только тем, кто наверху, все известно.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я, перехватывая неуловимый взгляд Джексона.

– Ничего, – отвечает он.

– Нет уж, продолжай, про тех, кто наверху . Ты имеешь в виду моего отца? – Впервые в жизни я вступаюсь за него. Странное ощущение.

– Да, наверное. Никогда не думал об этом. – Джексон пожимает плечами. – Может быть, и ты тоже знаешь. – Он смеется.

До меня не сразу доходит смысл его слов. – Вы все тоже так думаете? – спрашиваю я у своей команды. – Что я часть какого-то грандиозного заговора, который разлучил Еву с ее семьей?

Мои так называемые друзья переглядываются и неубедительно качают головами.

– Нет, старик, мы знаем, что ты один из нас, – говорит Локк, но я улавливаю тень сомнения в глазах коллег. Как будто они думали об этом, даже если и не верили.

– Я, пожалуй, доем в общаге, – говорю я Хартману, оставляя его в компании заговорщиков.

Я тащусь обратно в общагу. Мое тело двигается по кажущимся бесконечными коридорам Башни, в то время как мысли бродят по лабиринтам разума. Столько тупиков, столько вопросов без ответов. Мать Евы и конспирологические версии ее смерти, по большей части родившиеся из интервью, которые раздавал безутешный муж и отец, когда его разлучили с Евой, еще до попытки похищения дочери.

Они ее убили.

В памяти всплывает его голос, звучавший на одной из сотен записей. Голос обезумевшего и отчаявшегося человека. Мужчины, ставшего свидетелем смерти своей жены. Наравне с ней причастного к чуду рождения самого прославленного ребенка. Отца самого ценного жителя планеты.

Достаточно, чтобы сойти с ума?

Возможно.

Я прохожу мимо пары сотрудников ЭПО – техников, судя по их темно-синей униформе.

– Сэр. – Они по-военному отдают честь.

Я киваю. Ненавижу здешнюю иерархию. Эти седеющие мужики, возможно, втрое старше меня, и, между тем, только из-за моей должности вынуждены отдавать мне честь, даже получать от меня приказы, если я того захочу.

Я всегда чувствовал, что жизненный опыт, возраст, рабочий стаж уже делают человека заслуживающим уважения. Но, похоже, здесь ценится другое.

Когда мои мысли успокаиваются, я замечаю, что проскочил вход в крыло, где находится наше общежитие. Передо мной лифт, на котором можно попасть в жилую зону. Металлический шар за стеклянными воздухонепроницаемыми дверями лифтовой шахты изящно скользит вверх мимо нашего этажа, оставляя отраженный сияющий след на полированном черном полу.

Недолго думая, я взмахиваю рукой над датчиком, вызывая лифт. Он прибывает в течение пяти секунд, что до сих пор поражает мое воображение: в здании 1000 этажей.

Двери бесшумно открываются, и я захожу в круглую капсулу. Лучик света бьет мне в глаза, сканируя сетчатку.