Альгерд Бахаревич - Собаки Европы

А ещё тогда, отец рассказывал, можно было в автолавке заказать мебель из Петрозаводска — с самого завода «Патрикея», который наши у шведов отбили, в качестве военной добычи. Раньше он по-другому назывался, но как только снова русским стал, то получил наше, исконное славянское наименование. Когда-то наши люди за кровати и торшеры «Патрикеи» душу готовы были дьяволу продать, так рассказывала зам по идеологии, но завод давно уже русский и сейчас каждый себе его продукцию позволить может. Только вот автолавка давно уже в Белые Росы не ездила — всё магазинное, городское им на вертолёте сбрасывали. Удобно: по интернету закажешь, через месяц всё получаешь, что в интернет-магазине выбрал. Что ни говори, интернет удобнее, чем автолавка. И на телефоне он есть, и дома у каждого, хочешь — сериалы смотри, хоть до усрачки, хочешь — каталоги рассматривай, пока в глазах не зарябит. А хочешь — жми на кнопку и заказывай.

Всё, что душа пожелает. Душа. Интересное слово. Душное, шипящее, пушистое. Как кошка.

Может, Любке какой подарок по интернету заказать, подумал с тревогой Молчун, пробираясь вечером к церквушке.

Девки подарки любят.

Любка так точно, если подарок получит, язык свой длинный попридержит. Молчун знал это наверняка — и всё же чувство какой-то вины мучило его, не давало взять себя в руки и решить одним усилием воли все проблемы. А проблем становилось всё больше. И не Любка была виновата, что оброс он ими, как лесной человек волосами. А кто был виноват?

Стефка конечно.

Молчун снова и снова вспоминал тот момент, когда впервые её увидел. И все её рассказы вспоминал. О том далёком мире, которого, может, и не существовало никогда. Но он верил. Верил и никак не мог на все свои вопросы ответы найти. Поэтому и пришлось ему Любку за нос водить. Недалёкую Любку с губками бантиком. Которая, если разобраться, ничего ему плохого не сделала — кроме того, что случайно, чисто случайно в жизни рядом оказалась.

А что делать? Правду ей сказать? Не… Остаётся только обдурить. Переживёт. Ну, не под венец же ему с ней идти.

Церквушка в Белых Росах была старая, облезшая, зато с позолоченным куполом. Поп тем куполом очень гордился — сам протирать лазил весной, а попадья внизу стояла, стерегла, чтобы не упал. Церквушка торчала на отшибе, а за ней уже лесок начинался, в котором парочки из Белых Рос обычно отношения завязывали. Как старый Космач говорил, дипломатические. Раньше, когда хлопцев в деревне побольше было.

Там, в лесочке, и условились Молчун и Любка на свидании встретиться.

Поп рассказывал, церквушке этой, святого Владимира, уже лет под двести. Полтора века назад здесь овощи хранили, потом клуб был, а потом вообще снести собирались. Но в эпоху русской смуты снова церковь открыли, она на весь район одна была, да только народ, который на церквушку деньги давал, всё равно параллельно с религиозными потребностями к бабке-шептухе бегал. Оно ведь как: на бога надейся, а сам не плошай. Так ихние люди и там и там успевали — чтоб уже стопроцентный результат получился.

Дошёл Молчун до церквушки, перекрестился, как поп в школе учил. И за ограду, да в кусты, туда, где вокруг костра чурбаков навалено было, ящиков, бутылок… Место намоленное — он здесь не раз бывал, мальцом ещё, была у них забава такая — тех, кто здесь тискался, в темноте пужать. Хлопцы в москали пошли, а девки все по солдатам из ближайшей части вздыхают. Одна Любка, королева села, своих же хлопцев арканит.

Любка уже сидела здесь на ящике из-под пива, потянулась к нему, едва только увидела. Молчун скользнул верхней губой по её бантику, нерешительно положил ей руку на талию. Сел рядом, насупился.

«Ну говори».

«Что?»

«Ну ты же обещала. Рассказать. Что я будто бы ночью в доме Юзика делаю. Давай. Я слушаю!»

Любка обиженно отпрянула от него, руку его с талии сбросила. Да и отвесила ему ни с того ни с сего пощёчину.

«Ты чего? Как дам сейчас больно! — рассердился Молчун, потирая скулу. — Баба ты дурная!»

И тут он заметил, что Любка сама чуть не плачет. Вот же чёрт, вот же чёрт бы тебя побрал, думал он лихорадочно, испытывая к Любке что-то такое уж странное, почти нежное — словно гусочка его серая Любку крылом своим от него закрыла. От неловкости он начал ногти грызть.

«Ты чего? — зашипела Любка. — Совсем мозгов нету? У нас же свидание!»

«Ну ладно, Любка, прости, — Молчун снова её обнял, она поддалась, всё ещё дрожа от злости. — Я ж не обучен, что там обычно на свиданиях делают».

«Ты что, “Русский Титаник” не смотрел?» — Любка вытаращила на него глаза.

«Не-а».

«Тогда вместе посмотрим… — Любка вдруг полезла к нему на колени. — Ну что ты как дурень. Сначала нужно девушку обнять, помолчать, потом за руки подержаться, потом можно мне на коленку руку положить, а я тебя по пальцам, по пальцам! Вот так!»

«Что ты меня всё терроризируешь? — Молчуну надоела эта бессмысленная игра. — Ну ладно, вот, держи».

«Потом надо в любви признаться, потом поцеловаться, но уже не так, а взасос, по-взрослому… — учила его Любка. — Умеешь?»

«Научусь. Только если расскажешь, что ты про меня знаешь, — Молчун сделал строгое лицо, губы сжал, чтобы были тонкие, как у Лебедя. — Зуба даю».

«Вот же хлопцы, один с дуба, второй зуба, — разочарованно сказала Любка. — Ну хорошо. Ты там в хате Юзиковой голых женщин рассматриваешь. В журнале. И с ними говоришь. Мне дочка солтыса по секрету сказала. Она тебя видела. Все вы, хлопцы, в вашем возрасте такие. А у Юзика такие журналы в хате есть, он старый извращенец был, это все знают, но никто не признается. Ведь кто же в знакомстве с Юзиком признается… Вот расскажу всем, чем ты занимаешься, тебе плетей и в школе, и от зама, и от полицая выпишут!»

И Любка победно посмотрела на Молчуна. Но разочарованно отвернулась — на его лице было какое-то глупое облегчение.

«А может, ты там с кем встречаешься тайно? А, Молчун? Или нет! Придумала! Ты там не голых женщин, ты там журналы по гусеводству рассматриваешь! И на них дрочишь! Тебя гуси возбуждают! У тебя даже на меня не стоит! Я же вижу!»

Молчун скривился, как от зубной боли.

«Ну ты и дура, Любка! А я тебе ещё подарок заказать хотел, по интернету. Пудру там, шмудру… А ты сама всё испортила…»

«Подарок?» — Любкино лицо вспыхнуло от интереса.

И тут в кармане у Молчуна зазвонила мобилка. И на сердце как-то тяжело стало, будто камень кто на грудь положил.

«Да», — сказал он, прижав телефон к уху. А Любка эта, дура, змеёй свернулась, да руку вывернула, да под ухо ему пальцами своими лакированными прыгнула — и невесть каким образом мобилка в её руках оказалась. И вот уже она её к своему уху прижимала. Молчун повалил её, чтобы забрать.

«Там девка! — зашептала Любка, сделав страшные глаза. — Чей это голос? Не могу узнать! Девушка! Ну Молчун, ну скотина! Ну кобель! Со мной крутит, бесстыдная рожа, подарки обещает, а сам…»