Цезарий Збешховский - Всесожжение [litres]

– Что ты можешь об этом знать..?! – слова застревают у меня в мозгу.

– Я хотела быть с тобой до конца, но случилось иначе – говорит она неожиданно. – Доверься мне. Я скажу детям, что ты их видишь и что скучаешь, и чтобы они помахали тебе на прощание.

Она склоняется над Эмилей и Ианом, показывая им микроскопические камеры на стенах. Иан машет мне с неуверенной улыбкой, а Эмиля начинает плакать. Маленькое тельце вздрагивает от всхлипываний, которых я не слышу. Евника обнимает её, потом прижимает к себе и моего сына, гладит взъерошенные светлые волосы. Под шлемом у меня текут слёзы, сеть реагирует увеличением давления на глазные яблоки.

– До встречи, – Лу поднимает руку. – Мы будем тебя ждать.

– Лу! – полная пустота в голове. Трансфер только что начался, колыбель широко открыта. – Ты должна защищать их, помни! Любой ценой!

– До смерти.

Она разворачивается и тянет за собой детей. Через мгновение солдаты и медтехники переступают порог убежища. Андроиды задвигают бронированные двери метровой ширины, запирают блокады и замки. Роботы снаружи приступают к маскировке отверстия, стелют пенопласт и сетку, кладут толстый слой гипса, монтируют точки освещения и делают бутафорную инсталляцию, вымазывают смазкой бетонные стены.

Я не увижу их больше никогда.

Ужасная мысль кружится в распалённой голове: я никогда не увижу своих детей!

Это неправда. Я вернусь туда, пусть мне пришлось бы превратиться в клеща или рой пчёл. Оболочка не важна для колыбельщика, важны только сознание и память. Ценится ось, вокруг которой построен человек. До тех пор, пока я буду помнить это место и буду их любить, я буду жить. Мир сошёл с ума из-за Нового Холокоста, матери избавляются от детей сразу после их рождения, выбрасывая их на свалку, а отчаявшиеся отцы по любому, даже наименьшему поводу убивают целые семьи. Наступил распад старых родственных связей, появились симптомы конца света, которые правильно не обозначили, но мы не меняемся. Когда нет Бога, на страже добра должен стать человек.

Трансфер размягчает мой мозг и отбирает силы Нади. Я с трудом слежу за событиями наверху через захлёбывающийся инфор. Картинка теряет постоянство, пропадает на десять-пятнадцать секунд, а звук не слышен и того дольше. Я замечаю, что сапёры и химические отряды Саранчи съедены клещами. Изуродованные продырявленные тела, окружающие стену Замка, бьются в конвульсиях. Однако им удалось расставить инфракрасные барьеры и датчики движения, оснащённые антимаскировкой. Автоматические пушки повстанцев реагируют на вторжение в поле, ползающие и скачущие клещи умирают от пуль или потоков холода, пробиваются только единичные особи. На линии фронта воцарилось хрупкое равновесие.

– Они тянут кабели в сторону ущелья, – замечает по сети сержант Милло.

– Это скорее эластичные тонкие трубки, – говорит Квист, приклеенный к системе мониторинга. – Френы с уцелевшего шара поплывут к технике на транспортёрах. Что они, сука, придумали?

– Некоторые транспортёры отъехали назад и включили голографические заслоны. В них будет трудно попасть, поручик. Вы видели, что повстанцы прокладывают тягу?

– Они попробуют быстрый десант. Они таким образом ударили по Колонии в штаб-квартире Дехомага, взяли её с первого раза.

– У нас противовоздушные батареи. Будем палить по ним, как по уткам.

– Я не уверен, Джонни.

Мы пробуем обстреливать растущие инсталляции, но убиваем всего несколько противников. Вампиры неуверенно отвечают из гаубиц и ручных гранатомётов. Все понимают: через мгновение произойдёт что-то важное. Хендрикс даёт приказ усилить подразделения на внутреннем дворе и полк солдат в ТБЭС-ах (последние экзоскелеты) занимает позиции за бетонными крестовинами. Из ангара выезжает кран, чтобы подпереть ограждение, разбитое напротив ворот. Гомеостатические самоубийцы, притаившиеся между стеной и металлической изгородью, бросаются на прутья, вызывая светлые вспышки. Нервная тишина длится почти час.

Первые подразделения вампиров стартуют практически без предупреждения. Несколько десятков тел парят над потрескавшейся стеной и колонией клещей. Некоторые плохо вычисляют траекторию полёта и сталкиваются с ограждением под напряжением. Дымя, они падают замертво на подступах. Большинство из них погибает над внутренним двором, их разрывают в воздухе пулемёты ТБЭС-ов и пушки Huawei , направляемые операторами из бункера. Но два взвода приземляются боевым строем и атакуют бетонные укрепления, чтобы мгновение спустя уйти в отчаянную оборону. Мы не берём пленных, режем сукиных сынов на куски. Ошалевшие спецназовцы вырывают имплантаты из тел умирающих вампиров. Мы почти не понесли потерь, однако среди солдат не царит эйфория – это была ненастоящая атака. Хендрикс утверждает, что Саранча хотела проверить расположение замковых точек огня.

В рядах врага царит необычное оживление. Притихшая ранее армия перегруппировывает силы, транспортёры с сеточными конструкциями подключаются к подготовленной ранее инсталляции. Инфор прерывается всё сильнее (а может, просто умирает мой мозг), воздух над плато, кажется, волнуется и легко искрится над работающими машинами. К вращающейся конструкции приближаются свежие подразделения Саранчи. На партизанах надеты рюкзаки, готовится новый десант, на этот раз доставленный большими усилиями. Но это не наша забота.

Через эластичные трубки из Сулимы плывёт свет, рисуя на вытоптанной земле узор голубых вен. В один миг сеточные купола на транспортёрах начинают блестеть, а повстанцы запускают двигатели. Они целыми группами заходят на платформы «радаров», воздух вокруг них сжимается и расширяется внезапным кручением по спирали. Камеры и оборудование на внутреннем дворе сходят с ума, замирают последние боты, которые выполняли роль наших датчиков. Клещи носятся, трутся о землю бронированными животами, поднимая дымку пыли.

Один из транспортёров взрывается, засеивая обломками ближайших боевиков, но остальные начинают транслировать, высокий писк разрывает мне голову. Я сначала думаю, что это может быть нарушение сети, последние конвульсии инфора, но вибрация, которая укладывает наших солдат на землю, слишком реальна. То, как передвигаются стартовавшие подразделения, тоже выглядит как ошибка трансмиссии: их движения прерывистые, партизаны вдруг исчезают и снова появляются на долю секунды. Траектория полётов до сих пор меняется, размазанные силуэты перескакивают на параллельные туннели, находящиеся на расстоянии несколько метров друг от друга. Я знаю, что пространство распорола поганая сила френов, но только когда вампиры проникают чрез стену и входят в бетонные укрепления, как в масло, я начинаю понимать, что произошло худшее, последний удар был только что нанесён. Не существует такой преграды, через которую они бы не прошли.