Ханну Райяниеми - Страна вечного лета [litres с оптимизированной обложкой]

Остальные документы, само исследование, оказались размытыми. Питер выругался. Либо эфирные записи со временем испортились, либо сломалась камера Целльнера, записавшая образы в эфирных формах, чтобы перенести их в Страну вечного лета.

Или кто-то постарался, чтобы она сломалась.

Питер нервно расхаживал по комнате. Потом ему пришло в голову взглянуть на обложку дела. Ведь это эфирная копия старого бумажного документа, хранящегося в земной картотеке. В 1932 году она переехала с Чаринг-Кросс в Сент-Олбанс, городок неподалеку от Лондона.

А официальный запрос не пошлешь, тем более если Питер под наблюдением у Ноэля и его отдела.

И тут его осенило. Ответ лежал на поверхности. Нужно понять, что о нем знает Зимнее управление и что случилось с Джорджем. Нужно добраться до старой картотеки.

Другими словами, нужен источник в Зимнем управлении.

Он вспомнил ту ночь, когда Ноэль оставил его в одиночестве на крыше. Стояла такая темень, что в поисках спуска пришлось ползти на четвереньках. Потом закрывающая луну туча ушла, и спуск превратился в чисто математическую задачку – простые шаги в правильном порядке. Спуститься по водосточной трубе к окну с резным каменным наличником. Перепрыгнуть на уступ, повиснуть на нем, прыгнуть. И вот ноги уже на земле.

Питер налил себе чашку праны, сел, взял эфирную ручку и начал сочинять эктописьмо Рэйчел Уайт.

Сквозь ноябрьский дождь Рэйчел Уайт смотрела на Лондон с вершины башни Маркони и настраивала себя на новую карьеру в качестве советского агента.

Блум предложил созвониться здесь вечером, после работы.

«Говорить по эктофону довольно скучно, – написал он в эктописьме. – Я бы предпочел с тобой пройтись – там, где мы можем посмотреть на мир с разных углов зрения».

Рэйчел плотно застегнула плащ от всепроникающих капель и пожалела, что согласилась с такой готовностью. Призраки не мерзнут. Она притопывала ногами и ждала звонка лежащего в сумочке эктофона. Блум опаздывал.

Башня стояла неподалеку от набережной Виктории. Посмертный проект Гюстава Эйфеля, трехногая радиовышка, монстр из кованого железа и стали с запахом ржавчины. Дождь начался, как раз когда Рэйчел поднималась к центральному шпилю. Все туристы повалили в противоположном направлении, с зонтиками и буклетами над головой. Стиснув зубы, Рэйчел проложила путь к центральной гондоле и показала привратнику удостоверение Секретной службы. Тот козырнул и отправился в свою стеклянную будку за чаем.

Разумеется, это превосходное и логичное место для встречи. Башня служила центром притяжения для курьеров-призраков и эктопочты – огромный инструмент, настроенный на эфирные сигналы, связывающие мир живых с миром мертвых, и для обитателей Страны вечного лета встреча здесь – все равно что свидание в людном месте. Блум осторожен.

Внизу текла угольно-черная Темза, рассекая Лондон на две лобные доли, сотканные из городских огней, людей и электричества. Рэйчел тут же почувствовала головокружение и схватилась за перила, стараясь другой рукой удержать зонтик.

И тут тренькнул эктофон. Она выпустила зонтик. Ветер подхватил его и унес, подняв и закрутив. Шляпка и лицо тут же намокли. Рэйчел повозилась с наушниками и диском настройки и наконец через шипение помех и дождя услышала голос Блума.

– Скажи, Рэйчел, что ты видишь?

Она сменила позу.

– Дождь. Лондон. И пропасть, которая позволит мне оказаться рядом с тобой, стоит только сделать шаг.

Блум засмеялся – тихо, как будто шепотом.

– Прошу прощения. Мне следовало узнать прогноз погоды. Вечно забываю.

– Я понимаю.

– Если хочешь, можем пойти в другое место.

Ветер слегка ослабел.

– Ничего, все нормально, – ответила Рэйчел. – Раз уж я сюда забралась, то могу и насладиться видом. А ты что видишь, Питер?

– Отсюда башня выглядит гигантским фейерверком, а мы в самом его центре. Очень шумно. Повсюду призраки, шныряют туда-сюда, носят письма и сообщения.

Где-то неподалеку в Стране вечного лета за ними наблюдает и Макс. Она постаралась избавиться от этой мысли, чтобы Блум ничего не заметил. Сейчас было довольно просто сосредоточиться на холоде, дискомфорте и виде внизу.

– И отсюда видно, как перемещаются души Лондона – словно импульсы по нервным волокнам. Город похож на одно огромное существо, живое и разумное.

– Смерть всех превращает в поэтов или только тебя?

– Прошу прощения, – засмеялся Блум. – Поэзия тебя не согреет, верно?

– Во всяком случае, не так. Скажи… чем я могу быть полезна Летнему управлению?

– Я бы предпочел обсудить, чем Летнее управление может быть полезным тебе. Ты сделала неплохую карьеру, Рэйчел. Картотека, Ирландский отдел, контрразведка. И даже замуж вышла за нашего. Конечно, такое часто случается, хотя обычно женятся на секретаршах. Без обид. Твой муж был офицером по связи с ВВС?

– Был. У него проблемы со здоровьем.

– Ясно. А я гадал, почему он не пришел на вечеринку. Жаль это слышать.

В его голосе звучало настоящее сочувствие. Мысль о том, что Блум видит ее личные темные глубины, разозлила Рэйчел. Вот и хорошо. Она подхватила это чувство и выдала его в голосе, в точности как тренировалась с Максом.

– Мы вроде бы встретились не для того, чтобы обсуждать моего мужа.

– Конечно. Просто я в курсе, как обстоят дела с твоей пенсией и Билетом.

Рэйчел промолчала. Дождь почти прекратился. И даже приятно было ощущать на лице морось.

– Прости, – сказал Блум. – Я не хотел переходить границы.

– Ты и не перешел. Просто сейчас… все сложно. – Она помедлила. – Можешь рассказать подробнее о том, что ты видишь? Каково там?

– Ну, примерно как описывают в книгах, более или менее. Твоя мать ведь в Летнем доме?

– Питер. Я не хочу услышать о четырехмерных капитанах и трехмерных кораблях или еще какую-нибудь избитую метафору. Расскажи о том, чего я не прочту в книгах. Что там хуже всего?

Блум задумался.

– Угасание. Оно пугает. Поначалу ты его не замечаешь. Прана, эфирная энергия, его останавливает – на время. Мысленные путешествия и создание мыслеформ усугубляют. Эфирологисты утверждают, что эфирные животные тоже когда-то были призраками людей, но столетия назад забыли свою истинную природу.

– Полный кошмар. Я слышала это слово, но не понимала его значения.

– Государственная служба умерших этого не афиширует. Но если получать достаточно праны, оно почти незаметно – за многие годы теряются крохотные воспоминания то там, то сям, и случается это не с каждым. Но есть и прекрасное. Летний город иногда поет. Как музыкальный дождь. Там есть один человек, угасший, он предсказывает судьбу около Крепости. Слушает кирпичи-луситы. Поначалу я считал его безумным, но если хорошенько прислушаться, то в стенах можно расслышать шепот каменных душ.