Наль Подольский - Время культурного бешенства

Узнаваемые петербургские персонажи вполне себе милы, особенно фотографы, к которым автор относится с явным пристрастием (включающим в себя и снисходительность, и иронию, и поддразнивание), милы их мудреные высказывания и скрытые, подразумеваемые претензии: «поэты сами господа», «художнику никто не равен» и прочее в том же духе. В действительности положение остается выносимым лишь потому, что художникам с величайшим трудом дается классовая солидарность, ибо каждый из них по природе своей одиночка. Но если представить себе невероятное, а именно обретение солидарного классового сознания, мало не покажется — претензии родовой аристократии сразу померкнут перед гонором ясновельможных авторов. Как бы там ни было, предостережение в высшей степени уместно: невероятное сейчас может стать очевидным уже завтра.

Теперь о силе объективаций, о материальной воплощенности образов искусства. Пропасть между техникой, ее предметами и орудиями, с одной стороны, и невесомыми (хотя и «нетленными») произведениями высокого искусства — с другой, уже не кажется непреодолимой. Всмотримся в традиционную, давно сформировавшуюся картинку: пока ковши гигантских экскаваторов вгрызаются в горную породу, добывая руду, а затем доменные печи выплавляют из нее железо (чугун), легкая кисть живописца прикасается к холсту, создавая из мазков свою невесомую объективацию, именуемую произведением. Поневоле подумаешь: как безмерно далеки друг от друга итоговые результаты — локомотив, мчащийся по рельсам, и звуки сонаты, возникающие благодаря колебанию струн. Стоит ли сравнивать: нечто весомое, грубое, зримое, и нечто эфемерное, исчезающее, тающее прямо на глазах, многими и вовсе не замеченное, не опознанное. Но если вдуматься даже в такое преднамеренное противопоставление можно заметить, что локомотив по прошествии времени заехал в депо и там заржавел, та же участь постигла и его железных собратьев — а с хрупким созвучием ничего не случилось, оно звучит как ни в чем не бывало, заставляя двигаться колеса автомобилей, спешащих доставить на концерт своих обладателей. Уже вымер и род Паровоза, многократно переплавлена сталь, а эфемерное произведение, созданное легкими мазками, висит себе где-то в вечности и излучает свою душепреобразующую радиацию…

Презрение Платона к художникам, создающим лишь копии копий (ибо вещи, изображаемые художником сами суть копии небесных эйдосов-образцов), потихоньку вытесняется встречным презрением к тем, кто занят только промежуточным процессом овеществления, совершенно несамостоятельным в себе. Ведь теперь странные порождения художников отличаются не только фантастической живучестью, не только аурой, выделяемыми чарами, побуждающими к их бессрочному хранению, теперь они содержат в себе еще и производственную директиву, которой окружающая среда (новый техноценоз) все чаще вынуждена безоговорочно подчиняться. В романе этот способ существования очень удачно сопоставлен с вирусом, не имеющим собственного тела и представляющим собой живую команду, звучащую примерно так: «Построить тело!» или, если угодно: «Распечатать!». Все синтезируемые в дальнейшем белки несут в себе следы выполненной команды, они, в сущности, образуют иновидимость вируса.

Когда мы говорим о современном актуальном искусстве в самом широком смысле слова, включая сюда дизайн во всем его объеме, мы, возможно, сами того не ведая, обозначаем мощную производительную силу, чей образ действия напоминает размножение вируса. Жизнеспособный штамм современного искусства еще не имеет воплощенного тела, зримой овеществленности, но, как и его предшественники-сородичи — произведения (произведения высокого искусства), он обладает фантастической проницаемостью, — ее можно назвать и проникновенностью, — то есть способностью инфицировать души так, как вирус инфицирует тела. Собственно классическое произведение было и остается чисто духовным, оно не взаимодействует с материей, только с духом. Но уже следующая ближайшая производная обладает дополнительной степенью воплощенности, и ее можно назвать «оригинал-макетом», опять же, в самом широком смысле слова. Оригинал-макет непосредственно воздействует на материю желания. Пусть, к примеру, это будет изограмма, то есть попросту картинка, не прикрепленная к конкретному носителю, нечто подобное иногда называют дизайн-идеей. Допустим, изограмма представляет собой кушетку, — чтобы уж использовать один из типичных примеров Платона, — ложе. Активировать изограмму можно на мониторе компьютера, на экране телевизора, в иллюстрированном журнале или, в предельном случае, у себя в спальне. С традиционной точки зрения перечисление выглядит достаточно издевательским, известно ведь, сколько ни говори «халва», во рту сладко не станет, сколько не рисуй в своем воображении (да хоть и на бумаге) ложе, оно от этого не материализуется в опочивальне. Тут еще можно вспомнить карикатуру. Мужчина сидит в комнате у компьютера, а у него на коленях обнаженная девушка. В комнату заглядывает жена, у нее недоуменное выражение лица. Муж, с некоторым раздражением оправдывается:

— Что значит, где взял? Скачал из Интернета!

Что ж, ситуация действительно меняется по мере того как искусство становится производительной силой, потенциально наиболее могучей производительной силой. Скажем, кушетка попалась на глаза при перелистывании журнала или иллюстрированного каталога. Попалась и зацепила, то есть воздействовала на материю желания. В результате следующим этапом стала ее актуализация на мониторе компьютера в электронном каталоге: там изограмма будет показана во всех ракурсах и со всеми параметрами, включая и параметр стоимости. Стало быть, она будет изображена (тут принято говорить выражена) и в деньгах, в виде денежной суммы. Остается активировать ее в собственной спальне. Заметим, кушетки еще нет в природе, она не стоит ни на каком складе. Но все же, если нажать нужную платежную кнопку, кнопку выбора-заказа, кушетка вскоре появится там, где мы вознамерились ее актуализовать. Такая актуализация имеет свои особенности, она требует предварительной сборки где-нибудь в цеху, как бы этот цех не выглядел. Выполнение команды «кушетку — в спальню!» все еще занимает больше времени, чем исполнение команды «кушетку — на экран!», но постепенно разница во времени сокращается и операция под названием сброс в овеществление теряет свое неповторимое отличие от прочих актуализаций.

Главное, однако, в том, что оригинал-макетом является вовсе не кушетка, стоящая в спальне: ведь изображение этой кушетки появилось задолго до ее овеществления. Стало быть, ложе, стоящее в спальне, — всего лишь своеобразная распечатка с оригинал-макета, сам же оригинал расположен в арт-среде и представляет собой изограмму.