Ева Левит - Бог нажимает на кнопки [litres]

– И?!

– И как вы думаете, каким оказался выигрышный номер вчерашней государственной лотереи?

– Неужели?

– В яблочко! Двадцать четыре тысячи триста шестьдесят пять.

– С ума сойти!

– Вот-вот. А то ли еще будет!

С каждым новым слухом число поклонников новоявленного пророка росло в геометрической прогрессии. Почти с такой же скоростью, как и нагромождаемые им друг на друга огромные числа.

– Вы знаете? Вы слышали? – разносилось тут и там.

– О да. Я-то знаю. Я услышал об этом одним из первых.

Или вот так:

– Вы уже в курсе?

– Что такое?

– Прорицатель предрек день окончания войны.

– Как это? Не может быть!

– А вот и может! Может!

– Что, прямо так и сказал, когда именно война закончится?

– Нет, конечно, что вы глупые вопросы задаете? Он же никогда не произносит никаких слов, одни только числа.

– Так откуда же вы это взяли?

– Очень просто. Да это и не я. Это все так говорят.

– Что именно?

– Он на днях в метро вдруг остановился на мгновение и говорит этак тихо, но серьезно, торжественно даже…

– Что говорит?

– Говорит: «Двадцать шесть миллионов семьдесят две тысячи тридцать два». Во как!

– Что-то я не понял. Ну и что?

– А представьте себе это число написанным.

– Не могу как-то представить.

– Ну что же вы! Да ладно. Я вам вот тут на телефончике наберу. Вот, видите? 26 07 20 32.

– Ну вижу. И что тут такого?

– Да вы, я смотрю, совсем недалекий. Вот же, вглядитесь внимательно. Усекли?

– Нет.

– Ладно. Я вам точки расставлю в нужных местах. Вот, набираю. Смотрите теперь, что получилось: 26.07.2032. Теперь понимаете? Это же дата. Дата в наступающем году.

– Ой, точно.

– Умные люди сразу и начали кумекать, что тут к чему. Ну откуда у пророка такая торжественность в лице была? Не иначе, как это будущий наш день победы!

– Точно. Похоже на то.

– А если не победы, а поражения? – встревает в разговор кто-то третий с соседнего автобусного сиденья.

И тут же взгляды обоих собеседников упираются в его номер под прозрачной перчаткой. Запоминают. А потом устроят соревнование: кто первый донесет куда следует.

А может, не донесут? Расхотят? Забудут?

Нет, невозможно. Ведь и другие пассажиры все видели и слышали. Если не донесут они, донесут другие. И заодно назовут их номера, как ближайших свидетелей. И придется тогда объяснять, почему сам не доложил.

– Так зуб разболелся до невозможности. Три дня об одном этом зубе проклятом только и думал! – скажет кто-то из них.

– А где справка от зубного? – спросит следователь.

– Так дома лечился. Сам. Водочкой полоскал. Зубных-то врачей я до смерти боюсь.

– И полегчало?

– Полегчало. Воспаление сняло как рукой.

– А жена сможет подтвердить?

Ну и так далее, слово за слово.

Вам такое надо? Ну и нам не надо.

А юродивый тем временем бродит по вагонам, а люди за ним, с диктофонами и блокнотами. Подслушивают счастливые номера: когда переезжать, когда ребенка зачинать, когда прибавку к зарплате просить. И сколько добавят. И кто на скачках выиграет. И еще много чего. Было бы желание, а цифры удружат. Подстроятся и наобещают что угодно. И с три короба наврут. А может, и не наврут. Сами ведь слышали, сколько уже совпадений было.

Доносили о мнимом пророке Богу. Но тот угрозы себе в этом факте не усмотрел. Наоборот, улыбнулся и сказал, что это славно и даже очень кстати. Религиозное сознание масс надо повышать и поощрять.

– А то, что они не только в меня верят, – добавил он, – не страшно. Надо только подсказать его сторонникам, что он и меня как-то в свои вычисления приплел. Ну там дату моего рождения как счастливый номер. И всякое такое прочее. Скажите нашим сочинителям слухов. Пусть отработают тему и запустят в толпу.

– Будет сделано! – обещают министры президенту, а тот Богу.

– Да, и вот еще что: у нас там жертвы на фронтах. Пусть это тоже обыграют. Мол, число убитых неизбежно. Но победа – за нами!

Он был очень честным человеком. С самого рождения.

Честным даже необязательно перед кем-то, но прежде всего перед самим собой.

Это означало, что даже в мысленной беседе с внутренним «я» он ни разу в жизни не позволил себе подбирать аргументы для победы над бдительной совестью. Они сосуществовали в полном согласии.

Отсюда не следовало, конечно, что он должен кричать о своих истинных взглядах на вещи на каждом углу, но если бы вдруг кто-то припер его к стенке и сказал ему что-нибудь в этаком роде: «А признайтесь, голубчик, что вы в Бога-то не верите!» или «А не кажется ли вам, что наше правительство радеет о себе, а не о народе?», то он, несомненно, подтвердил бы вслух и то и другое.

Потому что не мог врать. Физиологически. Даже ради самосохранения.

– Дружище, не подменишь ли меня в ночную смену, а то жена захворала? – вопрошал его коллега.

При этом про коллегу достоверно было известно, что врет он. Что никакая жена его не захворала, а наоборот, уехала с любовником на дачу. И что сам коллега потому и хочет увильнуть от ночной смены, чтобы в опустевшей квартире воспользоваться привилегиями мнимого холостяка.

Но он-то сам врать не мог.

Другой бы на его месте ответил проходимцу: «Извини, мол, брат. Только я уже приглашен на именины и не хочу обидеть хозяев, специально для меня приготовивших мой любимый гусиный паштет».

Но он такого говорить не умел, а потому просто соглашался. И дежурил за всех коллег.

Работал он в больнице, в отделении магнитно-резонансной томографии, и его задачей было просвечивать людей и обнаруживать неполадки в их организме.

Может, он потому и выбрал такую специальность, что сам был сродни своей машине: исповедовал такую же прозрачность взглядов, чтобы все как есть, начистоту?

Он об этом никогда не задумывался, а работу свою любил. Особенно когда мог сказать обеспокоенным пациентам, что тревога была напрасной, а диагноз мнимым и что все у них в полном порядке или легко исправимо.

К нему-то и потекли на проверку бывшие инвалиды, исцеленные Богом. Почему именно к нему – тому была своя причина.

Выбрали его Кирочка с Евгением.

Выбрали из семнадцати профессионально подходящих на эту роль претендентов.

Выбрали очень легко.

Ко всем семнадцати идти даже не пришлось. Этот был девятым по счету, и остальные – те, что стояли в списке после него, – отпали сами собой.

В кабинет к каждому из девяти Кирочка заходила с конвертом и говорила, что в нем лежат деньги за услугу.

Дело в том, что к тому времени люди без номеров уже не имели права на медицинское обслуживание, так что ей, вычеркнутой из общества, не составляло труда объяснить цель своего визита к специалисту.

Она жаловалась на невыносимые головные боли. А также на то, что ее никто не принимает. Совершенно никто. Так, может быть, примет он? Естественно, за собранную честным трудом сумму в качестве вознаграждения.