Яцек Дукай - Идеальное несовершенство [litres]

Мальчишка уже перестал вырываться. Смотрел на море над собой, глаза большие, голубые, заплывшие слезами. Замойский оттянул Анжелику за Зону.

– Зачем они вообще тебе?

– М-м?

– Те адреса?

– Это единственная ниточка к похитителям.

– Но для нас совершенно ничего не стоящая.

– Как знать.

Она усмехнулась, откинула волосы с лица. Жест – один в один, что и в Фарстоне, в свадебном шатре – или перед дверьми кельи Замойского в Пурмагезе.

Адама перекосило от отвращения.

– Так что, мы уже не обречены на смерть? – рявкнул он.

– Ну видишь же. Счастливое совпадение, мы вырвались из-под их контроля, весь Мешок вырвался. Теперь надо дать знать Цивилизации.

– Да пожалуйста: сделай это.

– Верно, сейчас мы под блокадой Войн, – она задумалась. – Вот если бы как-то добраться до программы Клыков…

– И что?

– Мы бы выбрались из-под блокады Плато.

– Но все равно мы находимся в Мешке.

– Я имела в виду внешние Клыки, те, что на трезубце, который перевозил Крюк. Впрочем, разницы никакой, они все должны быть друг с другом сопряженными; достаточно просто добраться до их программы. Негодник должну знать и их адреса, – она глянула через огонь на пленника.

Замойский сжал зубы в бессильной злости.

Хотел ее встряхнуть, но она вывернулась у него из рук.

И теперь смотрела на него с явным подозрением.

– Подумай, – нажал он. – Это же будет замкнутый круг! Не сумеешь управлять Клыками, пока не выйдем из-под блокады, а не выйдем из-под блокады, пока не доберешься до их программ. Сама же говорила, что все идет через Плато. Потому – пусть бы даже напел он тебе сотни адресов – это ничего не даст! Как вообще проверишь его слова без доступа к Плато? Это все не имеет смысла.

– М-м, это и вправду проблема, – она потянулась, закинув руки за голову, глянула искоса на Замойского. – Но не стоит сразу же сдаваться, всегда есть какая-то надежда. Помнишь? Ты ведь достал меня из могилы.

И пошла прижигать мальчишке пятки.

«Абсурдная ситуация», – подумал Замойский. Чистый сюрреализм, кто-то подменил сценарий драмы.

Он вернулся к дракону.

– Слушай, в чем, собственно, состоит эта самая блокада Плато?

– Не знаю, – ответил Смауг. Даже пасти не открывал, мурлыкал из глубины груди.

– Ну, должно же быть какое-то хотя бы теоретическое описание. Каковы возможности?

– Нет никаких. Между Плато и приемником невозможно поставить никакой изолятор, поскольку положение приемника не имеет значения: из каждой точки Плато одинаково близко к любой точке другой произвольной инклюзии.

– Это я знаю, она мне говорила. Но сам ведь признаешь, что блокада существует.

– Да.

– А значит?

– Это Войны.

– Что Войны?

– Умеют.

– То есть – кто?

– Только Большая Ложа видела рапорты. «Гнозис» ставит цензуру.

– Какие рапорты? Что это вообще такое, эти Войны?

– Их крафтируют в обширных Портах в ускоренном до Словинского времени. Сотни миллионов Порт-лет они не делают ничего другого, кроме как совершенствуют методы уничтожения, ведут там непрестанные войны, всех со всеми; так эволюционируют в районы технологий, которых иначе невозможно достигнуть. Раньше их освобождали только в Порту другой Войны или на полигоне. Разводят их во множестве; не знаю, сколько. Другие Цивилизации – тоже разводят; наверняка уша и антари. Большой процент умирает самостоятельно. Их напускают друг на друга, скрещивают. Это целая наука. Инженеры мортоевгеники отчитываются только перед Большой Ложей. А поскольку и здесь может существовать опасность заражения технологией, все потом проходит цензуру «Гнозис». Поэтому они – могут знать. Но больше – никто. Я знаю, что блокада Плато невыполнима.

Адам тяжело сел. Омываемый волнами низкого голоса Смауга, он почти не слышал воплей пытаемой манифестации. Анжелика же, наверное, задавала вопросы совсем тихо, поскольку ее он не слышал вовсе.

Анжелика. Она – в шоке, ведь чудом избежала смерти, это наверняка просто проявления придавленной истерии…

Он посмотрел вверх, на море. То успокоилось, лазурная гладь отражала сияющее солнце (само все еще невидимое). Сбежать отсюда, не смотреть, не слышать, нырнуть в холодную чистую воду…

Он вернулся к девушке.

– Оставь его. Я знаю, как выбраться из блокады. Пойдем. Сообщишь папочке – и закончится это сафари.

Ребенок моментально перестал кричать, словно кто-то поднял граммофонную иглу. Анжелика оттолкнула его ноги от огня, скривилась, чувствуя запах горелого тела.

– Невозможно, – прохрипела она, пытаясь вдохнуть. Посмотрела на Замойского. – Как?

– Я не разбираюсь в Плато, – сказал тот. – Но знаю, что если что-то здесь видишь, – он охватил руками внутренность петли, – то можешь к этому добраться. А мы ведь видели Клык, верно?

Она заморгала, закусила губу:

– Да. Ты прав. Я не додумалась.

– Ну так пошли.

Она оглянулась на паренька с сожженными ногами.

– Ну что? – подгонял ее Замойский.

– В миг, когда выйдем из-под блокады, – пробормотала Анжелика, – в ту же самую секунду ону вернется на свои Поля Плато. Получит контроль и раздавит нас.

– Неправда! – горячо возразил малец.

– Правда-правда, – повторила Анжелика, осматриваясь вокруг.

Отошла на несколько шагов и подняла что-то из высокой травы. Обернувшись, выстрелила от бедра. Винтовка треснула сухо, паренька бросило к ногам Замойского. Адам отскочил. Она выстрелила второй раз; так охотник добивает зверя. Ребенок перевернулся лицом вниз и замер. Что бы из него не вытекало, жадная земля глотала все без следа.

Макферсон взглянула на Замойского:

– Ты выглядишь как после анафилактического шока.

Кивнула Смаугу.

– Этот Клык. Веди.

Дракон поднялся и пополз через саванну; они – за ним. Анжелика забросила карабин на плечо.

Адам держался в полутора шагах позади. Она вертела головой.

– Предложил бы какую-то альтернативу вместо того, чтобы делать такое вот лицо.

– Даже если бы предложил, – процедил он, – теперь-то это не имело бы значения; ты же сперва убила, не спросила.

– Но альтернативы не было. Ну. Все уже. Это всего лишь церебризированная кукла некоегу фоэбэ или инклюзии – ону само даже помнить этого не будет.

– Глупости говоришь. Просто такой у тебя рефлекс.

Она пожала плечами.

Стоя над столиком с кристаллом, он проверял обратный путь. Дракон шел еще более коротким. Они протиснулись сквозь очень плотную петлю +G, полностью внутри металлической конструкции – и вышли на африканскую равнину под фиолетовым небом с повисшим на нем Клыком. Солнце одновременно находилось в двух местах на небосклоне – выше и ниже: тени раздвигались, словно стрелки часов, меньшая и большая, двойной гномон.

Замойский помнил, что ранее на гладкой поверхности Клыка (а тот вращался теперь ладонях в двух над горизонтом, глаз не мог верно оценить расстояние и размеры объекта) видел он три отблеска от солнца – но тогда смотрел из другой точки.