Яцек Дукай - Идеальное несовершенство [litres]

Изменчивая совокупность условий определяет изменчивую среду. Если изменяется среда, изменяется ее Совершенная Форма. Совершенная Форма использует условия среды в максимальной степени и побеждает, и вытесняет все прочие формы.

Среды содержатся в себе: от очерченных особенными условиями до очерченной условиями наиболее общими.

Для текущей среды существует лишь одна Совершенная Форма. Совершенная Форма среды, опирающейся на условия более общие, побеждает и вытесняет Совершенную Форму среды, опирающейся на условия более частные.

В текущей среде всякое изменение Совершенной Формы означает дегенерацию.

UI (ULTIMATE INCLUSION), ПРЕДЕЛЬНАЯ ИНКЛЮЗИЯ

В общем значении: инклюзия с такой комбинацией физических постоянных, которая гарантирует максимальную эффективность размещенного в инклюзии логического конструкта, бо́льшую, чем эффективность конструктов всех прочих инклюзий, всех прочих комбинаций физических постоянных.

В узком значении: сам этот конструкт (логическая инклюзия)

UC (ULTIMATE COMPUTER), ПРЕДЕЛЬНЫЙ КОМПЬЮТЕР

Самый эффективный логический конструкт (на любых негэнтропианах), который можно создать, опираясь на данную комбинацию физических постоянных.

SI (SEMI–INCLUSION), СЕМИНКЛЮЗИЯ

Логическая инклюзия с ограничениями, которые делают невозможным для нее выращивание френа.

ТРАНС

Трансфер минимальной порции энергии/материи между двумя инклюзиями.

Стоимость того или иного Транса описывают уравнения, принимающие во внимание физические постоянные обеих инклюзий; эта цена выражается исключительно в единицах физических величин исходной инклюзии.

ПЛАТО

Любая инклюзия из такой точки на Графике Тевье, где: (а) ее координата цены Транса минимальна; (б) ее координата времени максимальна (Время Словинского).

Наиболее эффективные Плато находятся в высших частях Графика.

Разгов.: графическая репрезентация на Графике Реми потенциальных френов, соответствующих подобным точкам – отсюда название.

Внимание: платовые френы первой и второй терции возможны лишь при радикальной Деформации.

Оригинальный френ Плато находится на правом конце Плато, на Кривой Прогресса

«Мультитезаурус» (Субкод HS )

– Кажется, это Малые Магеллановы. А справа, за Морским Змеем —

– Ты разбираешься.

– Когда-то разбирался, правда. Не можешь привести это в движение?

– Я в жизни не видела внутренности Клыка, даже в фильме. Кому интересны кишки машин? Это какой-то технический люк. Сам попытайся.

– А если в нем нет защиты от дурака?

– Ну, тогда мы удивимся.

Они находились в маленькой, прямоугольной кабине, с одним только креслом – потому оба стояли. Стены кабины были мягкими, уступали под малейшим прикосновением. Оказалось, если нажать под соответствующим углом, в них открываются экранные окна, которые показывают цветные двухмерные картинки, порой в месте нажатия. Новые нажатия запускали новые функции. Таким-то образом Адам и Анжелика прокрутили на экранах сканы неба, идущие из замешочных Клыков.

Непросто найти более интуитивный интерфейс; разве что аудио – но такой не работал, они пытались. Боялись наткнуться на языковый барьер. Потом заметили, что на полу выжжена инструкция из четырех пунктов. Инструкция была написана по-английски, хороший знак: Клык происходил из Прогресса Homo Sapiens.

Была она короткой, а заканчивалась пунктом:

кулак → Плато

Замойский мог боксировать сколько угодно, они находились под блокадой.

Проблема состояла в том, чтобы добраться до навигационных функций Клыка. Поскольку все здесь – как и во всей Цивилизации – проектировали с мыслью о процессировании на Плато, дело казалось невыполнимым.

Они уже какое-то время играли с сенсорным интерфейсом, но не вышли даже за пределы базовых команд: смена точки обзора, внутренние схемы Клыка, автодиагностика и тому подобное. Когда Анжелике удалось расшифровать макрос, который закрывал люк, она обрадовалась, словно ребенок.

Все остальное, скорее всего, было вписано в соответствующие Поля Плато.

Они вышли из одного порочного круга, чтобы попасть в следующий.

– А ты что скажешь?

Триворон беспомощно затрепыхал крыльями.

– Память не сохррранилась, мне жаль.

– Да-а, конечно.

Анжелика позволяла Замойскому свободно беседовать с наноматом и испытывать на мясистых стенах помещения любые комбинации ласк и ударов. Она наблюдала за Адамом, отступив к коридору. В ретроспекции не слишком-то могла распознать тот момент, когда сама сдалась и положилась на находчивость воскрешенца. Не желала соревноваться с ним в технозагадках: если она выиграет, то лишь еще больше его унизит; если проиграет – оскандалится поражением от невежды. К тому же она прекрасно знала, что Замойский все еще ставит ей в упрек ликвидацию биологической манифестации похитителя.

Она прошла по погруженному в полумрак коридору до самого порога шлюзовой камеры; тут уселась на пол (тоже мягкий). Высунувшись, могла выглянуть в перистальтационный люк на внешнюю сторону Клыка – верх, вправо, низ, через миг снова верх. Помещения вдоль его оси, за эластичным шлюзом, оставались в притворной неподвижности, но сам Клык продолжал вращаться – они не сумели его остановить, наверняка это было невозможно, – и в круглой раме люка попеременно мелькало небо цвета апокалиптической грозы и земля: светло-коричневый гобелен с невыразительным узором. И даже эта узкая картинка была частично заслонена, поскольку люк зарос сеткой наноматического кокона безопасности Анжелики (Замойский вошел в Клык первым).

Он все еще оценивает жизнь и смерть в абсолютных категориях, думала она. Трах-бах, on/off . Однако здесь все в отрезках, в кусках, в кривых приближения. С чисто логической точки зрения такая порционность не имеет смысла – но через столько-то веков культура должна была это как-то принять, «понять». Что хоть я и умру, буду жить в новой пустышке; не я, но все же я. Субъективно это абсурд. Живу, умираю; я тут, пустышка там, тождественность чисто внешняя. Но когда человек воспитывается и живет в мире – в культуре – в Цивилизации, – где такие вещи считаются нормой, где члены его собственной семьи, ближайшие из родственников, живут-не-живут во фрагментарных формах, где эта размытость «я» достигает – в случае многократных манифестаций – размеров, свойственных, скорее, объектам родом из квантовой физики, – тогда он невольно «врастает» в эту ментальность; и нахрен логику. Как же вспороть настолько глубокую сеть ассоциаций?

И зачем бы мне вообще это делать? Ведь именно Замойский не подходит к новому миру и не в силах его понять.