Яцек Дукай - Идеальное несовершенство [litres]

– Ничего, – покачал он головой. – Показывай свои мудры.

Она ему показала; а скорее – объяснила. Поскольку в большинстве своем это были фигуры разума, а не тела. Пришлось уверять, что он выполнит их верно. А он верил, что она правильно их описывает.

Цепочки ассоциаций, ритм дыхания, представления геометрических объектов, напряжение определенных мышц, тех, которыми обычно не пользуешься…

– Повторяй постоянно, – поучала она его. – Мы не знаем, когда минуем границу блокады. Крикни, когда войдешь.

Он и теперь улыбался? Борода все скрывала.

Анжелика стиснула зубы.

– Я запишу тебе адреса, которые вытянула из того медового мальчишки. Выучи их наизусть. Это длинные последовательности букв. Справишься?

– Ты же как-то запомнила.

– Этому меня учат в Пурмагезе.

– Чему?

– Управлению памятью. Принятию быстрых решений в условиях стресса. Ну, ладно. Исполняй!

Он скорчил такую рожу, что на этот раз засмеялись они оба.

В случае Замойского смех был почти истерический. Он пытался успокоиться – безрезультатно. Указывал на что-то поднятой рукою – рука летала во все стороны. Хотел схватить Анжелику за плечо – та оттолкнулась и полетела в стену звезд. Он ударился затылком о спинку. Оба продолжали хохотать.

Анжелика перестала смеяться лишь на миг, чтобы выдавить:

– Ну, исполняй.

После чего ее снова согнуло напополам.

Он расстегнул ремни и выпал из кресла – прямо на изрезанную стену.

– Кор… корм… кормить…

– Что?

– Его нужно кормить.

– А?

В смехе его занесло аж на потолок.

Даже когда он уже перестал чувствовать веселость, организм все еще тиранил легкие и диафрагму, кривил лицо… Хронический смех.

Она успокоилась раньше и выдохнула:

– Что ты говорил?

– Если он перестанет чувствовать свежую кровь…

– Понимаю.

Она оттолкнулась к передней стене. Замойский миновал ее, возвращаясь в кресло. Она надрезала себе палец, но этого оказалось маловато; повторила разрез над запястьем. Втерла новую кровь во вздувшийся облицовочный материал – тот вспух заново.

– Лучше бы нам выйти раньше, чем у меня пересохнут вены, – проворчала Анжелика.

Адам снова пристегнулся к своему креслу и напомнил:

– Адреса.

Где блокнот? Анжелика нахмурилась. Тот был у Замойского, но наверняка он оставил его с другими вещами внизу – то есть, в Мешке – то есть посреди его остатков, где-то в парсеках за кормой Клыка, в мусоре Африки, распятом на фалдах израненного пространства-времени.

Она вырезала адреса на экране слева, под Магеллановым Облаком.

Замойский передвинул на середину террасы очередной столик и уложил на нем, симметрично каменной таблице тут же, черный блок космоса с чередой серых букв, компонующихся в длинные бессмысленные выражения.

– Значит, теперь, – начал он, – буду отправлять чары, пока —

Пока что?

Это, наверное, была короткая потеря сознания: он пытался встать и покачнулся. Внутреннее ухо раз твердило одно – раз другое. Невесомость! Я на орбите. Он осмотрел помещение. Из слабо освещенного коридора выплыла Нина, явно чем-то обеспокоенная.

– Что… – заикнулся он. – Я что ли…

Он привез ее сюда. Она его привезла. Люди Макферсона привезли их сюда обоих. Договор подписан; договор не подписан. Здесь: станция ТранксПола. Здесь: Sunblock Beta .

– Тебе все же нужно хорошенько выспаться.

Она взяла его голову в теплые ладони, с заботой заглянула ему в глаза.

– Хочу пить, – прошептал он, сглотнув слюну.

Поднял руку.

– У меня есть борода?

– Нет, конечно нет.

– Какое-нибудь зеркало?..

– Спи, спи…

– Тут неудобно. Да пус-сти же.

Он посмотрел на стены. Никаких зеркал. Экраны занимала звездная пустота, чернота, облагороженная серебром.

Может я вообще… Эти созвездия… Ах, да, Ursa Major, Ursa Minor, Canes Venatici, Draco …

Отчего в камне? Кто при здравом уме тянет на орбиту камень, чтобы оправить в него экраны? Имитация, несомненно. Он сосредоточился и посмотрел над плечом Нины. Все же камень. Более того – из камня был и экран, на камне сверкали звезды. Млечный Путь словно белая жила, проведенная через блок черного мрамора. Блок треснувший, но – она хотела его удержать, он ее оттолкнул, подошел ближе, дотронулся – но трещина эта складывалась в литеры латинского алфавита, хорошо видимые борозды тени от лунного света.

Под Замойским подогнулись ноги, и он снова свалился в кресло. Все изменилось. Он рефлекторно огляделся. От Нины – ни следа, только чьи-то стихающие шаги за колоннадой, эхо из-под террасы. На ближайшем столике лежал удивительно изрезанный кристалл. Он взглянул на него и уже не сумел отвести взгляд. Мешок! Лабиринты пространственных петель! Анжелика! Клык! Плато!

Вероятнее всего был возвращен контакт, непосредственное подсоединение накорной сети с предписанными Полями. Но что я, собственно, должен теперь делать? Неужели программы, управляющие «Гнозисом», не сориентировались в ситуации? Почему я не вошел в —

Идиот! Ты сидишь во Дворце Памяти, отрезанный от чувственного мира и еще спрашиваешь!

В кабине Клыка Макферсон кормила стену. Когда Замойский открыл глаза, Анжелика глянула вопросительно.

– Иду, – сказал он ей, после чего встал и зашагал вслед услужливо указывающему дорогу человеку в ливрее цветов Макферсонов: пурпур и чернь.

Они прошли в обширный холл, абсолютно пустой. Из черно-белой шахматной доски пола выстреливали широкие конусы резких звуков. Стены зала были так далеки, что тень скрывала их почти до самого пола. Потолка Замойский не видел вообще. Аллею света обозначали два ряда высоких светильников. Адам и Анжелика шли посредине; взгляд не мог дотянуться до конца коридора.

И долго так? Время ведь идет. К чему все эти очковтирательные визуализации? Нельзя было залогиниться сразу?

Он схватил привратника за плечо, придержал и быстро произнес адреса инкриминированных Полей.

– Принадлежат владельцам Клыков, участвующих в похищении. Знаешь, кому это передать?

Привратник кивнул.

– Откуда эта задержка? – спросил Адам.

Тот освободился от захвата Замойского.

– Нет никакой задержки. Архивация завершена. Стахс Макферсон вас ждет. Формальности всегда занимают какое-то время в случае стахсов Первой Традиции.

– Но я не стану бегать тут по кругу, словно крыса в колесе, – пробормотал Адам рефлекторно. На самом деле, думал он о кое-чем другом.

Стахс Макферсон вас ждет ! И архивация. Когда? Я вижу только то, чем тычут мне в глаза. Не Плато; не содержание Полей; даже не управляющие программы. Скорее, скринсейвер, обои рабочего стола.

Он сошел с аллеи – в полумрак, в тень, во тьму. Привратник не гнался за ним, Адам не слышал его шагов.

Дошел до самой стены. Каждые десять-пятнадцать метров ее пробивали узкие высокие щели, словно бойницы; между ними – изображения драконов. Подробности скульптур скрывали густые тени.