Яцек Дукай - Идеальное несовершенство [litres]

Он осторожно выглянул наружу. Должно быть, какой-то парк – гектары и гектары геометрической зелени, тропинки, живые изгороди, фонтаны, сколько глаз видит. Что странно, сад был абсолютно пуст; ни живой души. Скрывала его непроглядная тьма закрытого космоса, которую Замойский хорошо помнил по Сол-Порту. Ночь? Но здесь, в садах, светло, будто днем. Он поднял взгляд, заморгал, ослепленный. Там, в высоте, парили огненные птицы. Трудно даже рассмотреть точную форму креатур, глаза слезятся, когда обращены прямо на них. Белые фигуры размывались в акварельные лужи.

Интересно, откуда они вытащили эту смысловую конструкцию? Должна ли она что-то символизировать? Или тоже совершенно случайна – рефлекторный пробой из отдаленных Полей?

Шаги – ага. Он повернулся.

Привратник, согнувшись в полупоклоне, указывал на дверь рядом. Поскольку Замойский ее прежде не заметил, то решил, что это какое-то новое соединение.

Проигнорировав приглашение, он сам указал привратнику на пространства за окном.

– А собственно… где мы?

– Императорский Дом. – А когда Адам не отреагировал, добавил. – Плато.

– Публичный домен?

– В некотором смысле. Это комнаты «Гнозиса». А Плато HS как таковое принадлежит Императору; тем более Дом и Сады. Поэтому в некотором смысле. Мне нужно объяснять правовой статус?

– Допускаются какие-то интеракции? Если бы я, например, хотел с кем-то встретиться…

– Тут находятся толпы, господин Замойский, миллионы; но вы их не видите, поскольку Плато – это инклюзия Словинского.

– В смысле?..

– Туда, прошу, – привратник повернулся к двери.

Замойский подошел, открыл. Лестница. Узкая, ведущая вверх, заканчивающаяся очередными дверьми.

Он шагал через три ступени за раз и наверху споткнулся, грохнулся. Упал очень неудачно, ударившись хребтом – током прострелило все нервы, и Замойский встал какой-то разбитый, не до конца контролируя тело.

Поднял руку, нажал на ручку.

Дверь, ведущая в главный зал замка, в Фарстон. Позади него были ступени в подвалы, справа – широкий выход на террасу, слева – высокий, рыжебородый секретарь Джудаса Макферсона, Патрик Георг.

– Прошу, – Патрик указал в сторону террасы. – Вы застали господина стахса Макферсона за завтраком.

– А —

– Наши инклюзии уже составили полное Чистилище.

– Что?.. Но информация —

– Это уже не имеет значения. Дела идут своим чередом. Прошу.

Они вышли на солнце.

Он запомнил Фарстон со свадьбы дочки Джудаса, и теперь газон перед замком показался ему абсурдно большим и пустым, пространство для наполнения, поле для памяти: тут танцевали, там он ударился головой о ствол и потерял сознание… Только небо и солнце оставались теми же.

И может еще полуулыбка Джудаса Макферсона, легкий изгиб губ, не насмешливый, не издевательский, не имеющий целью унизить собеседника – но тем не менее помещающий его в вассальный контекст. Замойский ведь одного роста с Джудасом, может даже повыше – но, подходя, ощущает себя, словно взбирается к трону, задирает голову к монарху. А ведь Джудас, к тому же, сидит, не встал, приветствуя Адама. Ест завтрак за столом, поставленным в углу террасы, в остальном – пустом. (А здесь, вот здесь, Макферсон был убит.)

Патрик Георг подставил Замойскому стул. Адам сел. Секретарь кивнул Джудасу, после чего отошел.

Они остались одни. Макферсон мазал булку маслом, солнце стреляло на светлой стали ножа резкими отблесками. Стахс даже не поднял глаза на Замойского, и тому пришлось самому искать соответствую конвенцию поведения. В результате, он решился на вынужденную жовиальность. Уложил себе на колени салфетку, придвинул приборы, потянулся за кувшинчиком. Завтрак был скомпонован на континентальный манер, никаких пудингов, которых Замойский терпеть не мог. К несладкому кофе он долил молока; кофе в утреннем холоде исходил паром. Адам же этот холод как-то не ощущал. Наверняка слишком много адреналина.

– Прошу передать ей…

Замойский поднял голову от тарелки.

– Да?

Макферсон помассировал большим пальцем щеку под левым глазом:

– Она хорошая девушка, верно?

Странный вопрос из уст отца.

– Скажем так… решительная, – дипломатично увернулся Адам.

– Решительная? – улыбнулся Джудас. – И правда, я уже успел убедиться. Значит, такое вот ваше первое впечатление…

– Что я должен ей передать?

Макферсон махнул рукой:

– Неважно. Она, впрочем, и сама вам скажет.

– Тогда о чем вы хотели со мной поговорить? Я должен вам рассказать всю историю? Сколько вы знаете?

– Достаточно много. Сейчас я получу подробный анализ дренажа вашего Чистилища. Это больше, чем вы сами могли бы мне рассказать.

– Тогда, собственно, что такого —

– Ах, ничего не заменит живого общения; не нам, не стахсам. Я ведь так и не имел возможности с вами познакомиться.

Замойский вслушивался в слова Джудаса, искал в его лице дополнительные сигналы. Уж если интеракция, то интеракция.

Макферсон жевал с демонстративным спокойствием, взглядом кружил где-то по зубцам замка.

– Неужели я и вправду настолько важен? – покачал головой Адам. – Причина войны и вообще…

– Ох, вы вовсе не причина этой войны. По крайней мере, не в том значении причины, какое вы имеете в виду.

– Предсказания —

– Предсказания как предсказания, – скривился Макферсон. Потянулся за конфитюром. – Рваное эхо из неустойчивого будущего.

Замойский переваривал это, явным образом сконфуженный.

– Хм, – заворчал Джудас, отпив горячего кофе. – Вы полагали, что это из-за вас Деформанты набросились на Цивилизацию?

– Ну-у… не знаю; из-за чего-то. Эти вести из Колодца, ну и возможная корреляция во времени —

– Ах, верно, – Джудас замахал серебряной ложечкой. – Я должен был вас проинформировать. Время, верно. Нынче третье апреля. Прошел почти год.

Замойский на иррациональном рефлексе окинул взглядом парк и замковые стены.

– Там, в Мешке —

– Да-а-а.

Он раздражился.

– И все же кто-то решил, что стоит похитить меня изнутри Сол-Порта! Насколько мне известно, это беспрецедентная атака. Нет связи?

– Мы даже знаем, кто, – улыбнулся Макферсон. – Император решил исследовать историю тех Полей, чьи адреса вы нам принесли, а также структуры их владельцев. Хотите поговорить с вашим похитителем?

– Простите?

– Ону в кулаке у Императора, – когда Адам приподнял брови, Джудас добавил: – В переносном и буквальном смысле.

Тут Макферсон засмеялся, словно желая акцентировать шутку, которую Замойский не понимает, не имеет права понимать.

– То есть, те данные хоть для чего-то, да пригодились… – констатировал Адам.

– О, безо всякого сомнения! Фоэбэ Максимилиан де ля Рош!

Раздался шум, короткая серия резких щелчков, над террасой вскипел воздух, невысокий смерчик пыли встал из-под пола и передвинулся к сидящим. В три удара Адамова сердца смерчик вырос почти до двух метров и сгустился в фигуру светловолосого мужчины, одетого в белое кимоно.