Дэвид Вонг - В финале Джон умрет [издание 2019 г.]

– Завязывай с вопросами, Фред. У меня от них голова болит.

– Ладно.

– А что ты сделаешь – застрелишь меня и воскресишь Эми? Или, как в том дурацком фильме с Брюсом Уиллисом, скажешь, что я уже давно умер?

– Чувак, ты каждый день ходишь на работу. Как бы ты ходил на работу, если…

– Заткнись, Фред. Приехали.

Мы остановились, и я увидел свой заснеженный домик.

– Не бойся темноты, йоу. Теперь тебя прикрывают. Лады, чувак?

Мне нечего было сказать Фреду, поэтому я выпрыгнул из машины и побрел к тротуару. Я услышал, как отъезжает пикап, услышал звуки шагов Джона. На полдороге к дому я остановился.

Следы. Свежие следы, ведущие от парадного входа за дом – то есть к сараю.

Как ни странно, я совсем забыл про сарай и про то, что в нем лежит труп. Я двинулся по следам и в какой-то момент обнаружил, что шагаю все медленнее и медленнее, словно осужденный, который идет на казнь.

Поверну за угол – и все изменится. Все.

Я слишком долго откладывал. Это нужно было сделать еще два дня назад. Я повернул за угол, увидел сарай и распахнутую дверь. Висячий замок отомкнули. Ничего удивительного – ключ от сарая висит на гвозде у входа на кухню, так что его мог взять любой полицейский с ордером на обыск.

Подойдя к двери, я увидел две вещи, которые не вмещались в моей голове.

Во-первых, Эми.

Она – живая – стояла в сарае, скрестив руки на груди, и в полной растерянности смотрела на труп, лежавший на полу. Я понимал, каково ей сейчас. Эми услышала, как я вошел, подняла глаза, и на ее лице отразился шок – картинка почти смешная. Девушка посмотрела на меня, потом на пол, затем снова на меня.

– Эми, это я.

Она не ответила. Я пошел к ней; хотелось обнять ее, увести в дом и больше никогда не отпускать. Эми попятилась, наткнулась на полку со стеклянными банками. Казалось, она прикидывает, как бы удрать. Это тоже было объяснимо.

На полу лежал мой труп.

Я сразу узнал свое лицо, хотя оно посинело и стало похоже на мясную сосульку, лежащую среди складок брезента. В моей груди зияла огромная кровавая дыра. Джон подошел сзади, посмотрел на тело, затем на Эми; в его голове происходил тот же запутанный мыслительный процесс, что и в моей.

– Покажи мне свои ступни, – сказал Джон Эми.

Она промолчала.

– Пойми, минут двадцать назад мы с Дейвом видели, как тебя убили. Так что нам нужно кое-что прояснить.

Эми кивнула и впервые за все это время заговорила:

– Ладно.

Выйдя из сарая, девушка села на ступеньки у входа в дом, затем, не обращая внимания на снегопад, сняла кожаный сапожок и носок. Джон взял в руки ее ступню, осмотрел и заставил Эми проделать ту же операцию с другой ногой.

– Чистые, – сообщил он, повернувшись ко мне.

Все кусочки мозаики стали на свои места. Если ты уже догадался, иди, получи Нобелевскую премию, мистер Гений.

– Они посылают в наш мир своих агентов, заменяют обычных людей их копиями, существами, которые способны переходить из физического мира в мир духов, – сказал я. – Тени – это пальцы Коррока, ими он двигает мясных марионеток. Вот чем они здесь занимаются – делают тварей похожими на людей. Монстры находятся под их контролем. Под его контролем. Как Дрейк, например. Что стало с настоящим Дрейком? Он умер?

Эми подняла взгляд. Ее глаза расширились; она поняла, куда я клоню.

– Понятия не имею, – ответил Джон. – Может, его и всех остальных держат где-то под замком. Хотя вряд ли. Ты ведь понимаешь, копии должны обладать теми же воспоминаниями, что и настоящие люди.

– Значит, символ на ноге – это их знак, – сказал я. – И если бы мы осмотрели другую Эми…

– То увидели бы знак, похожий на символ «пи». Очевидно, это их логотип.

– То есть, когда они забрали Эми, они создали ее копию, – сказал я. – Сделали новую Эми и заразили…

– Они знали, что мы попытаемся ее вернуть.

– Это был бы конец, – произнес Джон. – Ее потомство заразило бы нас. А затем наше потомство заразило бы всех, кто оказался рядом…

– Выходит, Норт знал, что делает. Он понимал, что поступает правильно, когда застрелил ее. Потому что это была не Эми.

Я встал, сделал шаг к сараю, и тут меня остановили. Рыжеволосая девушка сжала меня в объятиях. Эми уткнулась лицом мне в рубашку, изо всех сил сдавила мои ребра. Она плакала, просила прощения, но я не мог понять, за что. Я погладил ее по волосам и шепнул, что все почти закончилось, что на этот раз все будет хорошо, и что мне нужно разобраться с еще одним делом.

Джон положил Эми руку на плечо и потянул к себе – странный жест, почти защитный. Я высвободился из ее объятий и шагнул к сараю.

У меня за спиной Эми сквозь слезы говорила, что потеряла пистолет, что застрелила монстра в торговом центре, а потом бежала, бежала, бежала и потеряла пушку в снегу. А потом вызвала такси и…

Джон успокоил ее, и она притихла. Я двинулся к сараю, сердце заколотилось, и внезапно я почувствовал себя легче воздуха, словно сбросил груз с плеч. Я посмотрел на снег, падавший с ночного неба, и внезапно мне показалось, что все в порядке.

– Норт знал, что делает, и я тоже – когда застрелил тварь, которая лежит в сарае.

Я подошел к невысокому зданию. Джон остался на месте, однако, похоже, он уже знал, что лежит в сарае. Я откинул брезент, обернутый вокруг ног трупа, и принялся тянуть обледеневшие шнурки черных кожаных туристических ботинок, таких же, как у меня. Даже царапина вдоль большого пальца – такая же, как на моем ботинке. Похитители тел – невероятно дотошные ребята. А как же иначе.

– Я пришел домой, увидел во дворе эту тварь, похожую на меня, схватил пушку и завалил сукиного сына. Скорее всего, он попытался бы убить меня, если…

Я остановился, стащил правый ботинок, снял обледеневший носок, но не увидел на ступне никаких знаков. Почему-то это меня рассмешило. Я стоял и тихо смеялся; в темноту изо рта вылетал пар.

Немного погодя я решил заняться тем, что надо было сделать с самого начала. Я пошел к дому – Джон попятился, увлекая за собой Эми и явно стараясь держаться от меня подальше. Я сел на крыльцо, начал снимать правый ботинок, подумал, затем принялся за левый. Стащив ботинок и носок, я посмотрел на большой палец и расхохотался – так сильно, что едва мог дышать.

На лице Джона не отразилось ничего – ведь он уже все знал и, похоже, знал давно. Эми испуганно смотрела на нас. Я поднял ногу и потер символ «пи» на большом пальце, как будто его можно было оттереть. Но я, конечно, понимал, что этот знак никогда, никогда не исчезнет.

– Вот и вся история, – сказал я. – Извините, что она такая… бредовая.

В английском языке нет слова для чувства, возникающего в момент осознания того, что ты стоишь рядом с адским монстром, который выдает себя за человека. Может, «монстрализация»? Наверное, это не важно – ведь в ту секунду репортер, с которым я общался, этого чувства не испытывал.