Дэвид Вонг - В финале Джон умрет [издание 2019 г.]

В один прекрасный день мы с Джоном и Джен обедали в «Тако белл», а через столик от нас, держа обеими руками сумочку, лежащую на коленях, сидела старушка.

В кафе вошли четверо студентов и подсели к ней – словно ее там не было. Один из парней сел прямо на нее. Сквозь нее. Он поедал «буррито суприм», и все это время из него торчали локти этой женщины. Наконец она встала и осторожно вышла через – буквально «через»! – стеклянную дверь.

Мы – и Джен тоже – не отрываясь, глазели на старушку, ведь делать вид, что мы ее не замечаем, было невозможно, а отрицать факт ее существования – просто нелепо. Покончив с едой, мы сели в мою машину, и тут Джен закрыла лицо руками и расплакалась. У Джона на лице было написано такое торжество, что мне захотелось ему врезать. Он прекрасно чувствовал мое настроение, и поэтому помалкивал.

Я решил, что смогу перетерпеть это и, если нужно, не обращать внимания на подобные случаи до конца своих дней.

Разумеется, я ошибся.

Летом Джон прочитал на каком-то сайте про женщину из соседнего штата, которая утверждала, что на ее ковре в одном и том же месте появляются кровавые пятна. Она вычистила ковер добела, но неделю спустя пятно снова появилось. Потом ковер заменили. Пятно вернулось. Все это сняли на пленку.

Когда Джон рассказал мне об этом, я послал его к черту. Потом он напоил меня и снова рассказал эту историю, и внезапно она меня поразила. Мы позвонили этой женщине, выдали себя за специалистов по современным методам чистки и спросили, нельзя ли нам взглянуть на ковер. Пьяное любопытство заставило нас потратить целую субботу – одна дорога заняла семь часов – на осмотр волшебного пятна.

Подъехав к дому, мы услышали вопли. Дверь открыла девочка лет шести, державшая в руках бутылочку с соской. Мы вошли внутрь и увидели родителей девочки – они смотрели по телевизору церемонию вручения каких-то наград. В центре комнаты лежал человек; он кричал, а из его промежности бежал алый поток, растекавшийся пятном на ковре. Мать, приятная полноватая женщина лет сорока, указала на орущего человека.

– Вот это пятно, – пояснила она.

Мы объяснили ей, что оставили инструменты в машине, и уехали прочь. Немного посидев в местной библиотеке – ну, то есть, Джон стал искать информацию, а я устроился поудобнее в кресле и заснул, – мы нашли статью, опубликованную несколько лет назад. В ней шла речь о мужчине, который погиб, мастеря капкан на кротов. Пенис погибшего защемило капканом, и бедняга умер от потери крови. На следующий день мы вернулись в тот дом, попросили хозяев выйти из комнаты и попытались поговорить с тем парнем.

Мы сказали ему, что он здесь уже не хозяин, что его жена продала дом. Мы сказали парню, что он с того света заливает ковер кровью. На нас мужчина не реагировал, а все верещал, сжимая пах, однако после часа уговоров исчез – куда уж там исчезают призраки. Пятно на ковре тоже исчезло.

Потрясенные хозяева дома поделились впечатлениями со всеми знакомыми. И, похоже, сообразили, что дело вовсе не в волшебном чистящем средстве.

По телефону и электронной почте с нами связался еще десяток людей. Все просили разобраться с их проблемами. Мы решили, что только одно дело заслуживает нашего внимания, так как речь шла про «людей-теней». Но выяснилось, что это все ерунда, просто у одного студента начала развиваться шизофрения. Более того, за три месяца мы лишь однажды столкнулись с настоящими призраками – то самое дело Фрэнка Кампо и его паукомобиля. Мы его вылечили – просто сказали, что он не сумасшедший, и что ужасы, которые он видит, существуют на самом деле. Почему-то это его успокоило. Что взять с адвоката!..

Остальные случаи были пустышками – к нам обращались напуганные одинокие старушки, люди, которым не хватало внимания, те, кто считал, что сумасшествие лучше забвения.

Однако мы с Джоном много чего видели. О да! Мы много чего видели, даже если просто шли куда-нибудь или занимались своими делами. Это было похоже на трюк, на особую подстройку глаз, когда смотришь не на дорогу, а на грязь, прилипшую к ветровому стеклу.

Однажды утром, когда я проснулся, у моей кровати стояли гномы – маленькие, приземистые, с глазами в три раза больше человечьих. Я моргнул, и гномы исчезли. Дженнифер я об этом не рассказывал – ни про этот случай, ни про все остальные. Я сказал себе, что мне просто нужно приспособиться. Такова жизнь, постоянно нужно к чему-то приспосабливаться.

А осенью все полетело в тартарары.

Меня преследовали глаза Рональда Макдоналда.

Мне захотелось съесть сосиску, и я отправился в один из четырех «Макдоналдсов» города Неназванный (если вы уверены, что в «Макдоналдсе» сосисок не продают, значит, вы никогда не жили на Среднем Западе). Я взглянул на изображение клоуна в витрине и вскрикнул – коротко и довольно сдержанно, но все равно напугал девочку, проходившую мимо, да так сильно, что она тоже завопила.

Я ничего не мог с собой поделать: большую часть выставленного в окне пластикового знака занимало карикатурное изображение клоуна – облако рыжих волос, красные башмаки шестидесятого размера, желтый костюм, и… ну…

«Прекрасный рисунок, – подумал я, проводя пальцами по стеклу. – Такой живой».

Другие ночные посетители протискивались мимо меня, украдкой бросая взгляды в мою сторону. Они видели небритого безумца с взъерошенными волосами – но, уверен, они не замечали того же, что и я.

Нет, для них веселый клоун на плакате стоял на одной ноге, задрав под углом в сорок пять градусов другую ногу в большом красном клоунском башмаке. На бело-красном лице клоуна застыла широченная улыбка; раскрыв объятия, Рональд приветствовал клиентов, которые решили посетить его фабрику по производству гамбургеров. Я был там раз сто и помню эту картинку до мельчайших подробностей.

Однако в тот момент я увидел клоуна, в животе которого зияла огромная рана с рваными краями, словно кто-то порезал его тупой «опасной» бритвой. Он… как бы выразиться поделикатнее? На тщательно выполненном и затушеванном рисунке клоун в белых перчатках засовывал в рот свои собственные кишки.

Детальный. Да. Это был очень, очень детальный рисунок.

Больше всего меня поразили глаза клоуна – преувеличенно выразительные глаза. В них светился ужас, который вот-вот превратится в безумие. По лицу клоуна текли слезы, на лбу выступили капельки пота, а глаза смотрели мне в душу, умоляли, вопили, чтобы я избавил Рональда от страданий. В этих глазах читалась целая история – не просто о человеке, который пожирает себя, а о человеке, которого заставили пожирать себя.

И кроме меня этого никто не видел.

Я закрыл глаза, открыл их снова. Картинка осталась на прежнем месте – не дрожащий мираж в пустыне, не смутное изображение, которое видишь краешком глаза. Нет, она цеплялась за окно, открыто заявляя о своей реальности. Она была совершенно реальна, вплоть до отклеивающихся от стекла уголков.