Эмил Манов - Избранное

Мы вышли на маленькую площадь. Оттуда открывался широкий простор, и мы надеялись увидеть наконец пресловутый Энсестрел касл, то есть Замок предков, где мы по приговору должны были находиться вечно. Но никакого замка не было видно ни вблизи, ни вдали. Взгляд наш, устремленный на юг, упирался в цепь Черных скал, уже известную нам, а на запад, север и восток — в полукруг не менее крутых и высоких гор…

Но я уберегу вас, уважаемый читатель, от излишних описаний, потому что знаю — вы не выносите описательную литературу. В наш технический век вы привыкли к синтетике, и это вполне естественно: в синтетику вы обуваетесь, одеваетесь, из синтетики строите жилье, скоро ею, будем надеяться, начнете и питаться. Вы уже не знаете, ни как выглядит овца и натуральная шерсть, ни как шьют одеяла из ситцевых лоскутков, а колбаса в оболочке из натуральной кишки своими септическими свойствами повергла бы вас в ужас. Вот почему, чем ближе я подхожу к финалу моих путевых заметок, тем чаще преподношу вам синтетические сведения, отражая тем самым тенденции исторического развития.

Итак, Энсестрел касл в действительности не что иное, как Энсестрел стейбл, то есть Хлев предков. Это система конюшен, занимающая почти все пространство между цепью Черных скал и полукругом прочих гор на площади диаметром примерно в сто миль. Система включает в себя около двух с половиной миллионов уибробцев — ничтожную часть трехмиллиардного населения Уибробии. Факт, что этот город конюшен носит официальное название Энсестрел касл, вроде бы убедил меня в лошадином происхождении уибробцев… Но, как увидим, я снова ошибся.

Пока мы стояли и с удивлением смотрели на этот несуществующий замок, к нам приблизился старый-престарый уибробец. Он был худ, как дистрофик, с лысой головой, в накинутой на плечи длинной академической мантии, кое-где залатанной, но все-таки мантии. На носу его сидели очки в восемнадцать диоптрий. Он долго всматривался в нас, ходил вокруг, разглядывал со всех сторон и после этого представился как старейшина нашей конюшни. К этому он добавил свое имя и титулы.

— Аймсори Плиз, бывший профессор древних языков и академик, бывший гражданин Уибробии, лишенный прав на две тысячи лет, бывший кавалер четырех орденов, пяти премий и двадцати поощрений.

— Ваша ученость! — всплеснула руками Лина, опередив меня. — Ведь мы с вами уже знакомы!

— Йес, йес, — жизнерадостно ответил старец. — Лаггнегг, библиотека, читальня джайент букс… как вы меня узнали?

— О, Ваша ученость, — сказала я. — Вы не изменились.

— А вы изменились, — сказал Его ученость и снова посмотрел на нас. — Да, именно, именно… Когда вам успели присадить эту мерзость? И копыта у вас есть?

— Нет, Ваша ученость.

— Удивительно… Без копыт уибробский подданный никакой не подданный.

Он рассмеялся и в это мгновение совсем не походил на того растерянного, испуганного академика, каким был в Лаггнеггской библиотеке. Потом он предложил нам вернуться в нашу конюшню и побеседовать.

Мы вернулись. Первым делом мистер Аймсори Плиз отправился в глубину конюшни и принес торбу ячменя.

— Держу пари, что вы проголодались, — сказал он. — Пусть меня вернут в Лаггнегг, если это не так.

Мы с Линой набросились на ячмень, и мистер Аймсори выиграл пари. Он выразил сожаление, что не может предложить нам свежей травы.

— Дети уничтожили ее до стебелька, — вздохнул он. — Придется подождать, пока снова вырастет.

После этого он спросил нас, как мы попали в Энсестрел стейбл, и я, хрупая ячмень и волнуясь, рассказал о наших злоключениях. Я полагал, что мистер Аймсори возмутится. Но он выслушал меня настолько равнодушно, что я даже обиделся и спросил, не попал ли он сам сюда таким же образом.

— О нет, — гордо произнес мистер Аймсори. — Я доброволец. Но урожайные шпионские процессы мне хорошо известны.

— Что значит доброволец? — спросил я.

Выяснилось, что мистер Аймсори сам подал прошение о том, чтобы его отправили в Энсестрел стейбл, и прошение было незамедлительно удовлетворено. На мой вопрос, почему он так поступил, он ответил:

— Мне опротивело дрожать. Всю жизнь я дрожал на свободе, мне захотелось отдохнуть в тюрьме. Мне как-никак восемьдесят.

Я попросил его объяснить подробнее.

— Ах, мистер Драгойефф, — вздохнул он. — Заниматься этими джайент букс совсем небезопасно. Я всегда боялся вдруг расшифровать эту письменность… Ну а если бы какая-нибудь буква оказалась бесполезной или, не дай Уининим, вредной для государства? Нет, благодарю, пусть другие роются в джайент букс.

Я спросил у него, давно ли он здесь, и он сказал, что прибыл сюда сразу после нашей встречи в библиотеке Лаггнегга.

— Тогда вас сопровождал философ Шпик, — добавил мистер Аймсори Плиз. — Если бы я добровольно не поехал сюда, то попал бы в Западную резервацию.

Потом он приступил к обязанностям старейшины и объяснил нам устройство и распорядок в Энсестрел стейбл. Мы должны быть счастливы, сказал он, что попали в эту тюрьму. Здесь не так уж плохо. Правда, здесь нет граси-скверов и специальных кормушек, нет театров, борделей целомудрия, философских диспутов и других удобств цивилизации; но отсутствие всего этого компенсируется рядом преимуществ, самым значительным из которых является то, что Энсестрел стейбл — единственное место на Уибробском материке, где нет полиции, войск, священников и тюремщиков. Это объясняется абсолютной неприступностью окружающих долину гор, из-за чего никто не может отсюда убежать.

В Энсестрел стейбл, продолжал мистер Аймсори, отсутствуют многие уибробские нравы и обычаи. Здесь нет грейтполисмен-скверов и никому не приходится ползать. Вообще здесь нет иерархии, высоких должностей и прочего в том же роде, а посему подслушивание, клевета, доносы, конкурсы и т. д. не находят здесь применения — они так же излишни здесь, как и на Том свете. Больше того, энсестрелстейблские заключенные имеют приятную возможность шутить по поводу всего, что в остальной Уибробии пользуется уважением, включая моду, конституцию и печеных универзоо Их Превосходительств. С особым удовольствием они выстраиваются друг другу в затылок и по очереди писают на желто-зеленые книжки с мудростями короля Джорджа Франсуа Александра Мухаммеда и т. д. де Торероса XXXI, — эти книжки грейтполисменские грузовые вездеходы спускают на парашютах вместе с мешками ячменя для пропитания. Кроме того, заключенные время от времени организуют игры в стачки и демонстрации, посвященные разным политическим вопросам, и кричат сколько их душе угодно — нечто немыслимое в свободной части Уибробии. На эти игры власти не обращают внимания, даже поощряют их, поскольку они возвышают реноме уибробской демократии в глазах бробдингуйцев.