Эмил Манов - Избранное

Публика, несмотря на умиление, от аплодисментов, однако же, воздержалась. Занавес быстро опустился. Впоследствии выяснилось, что аплодировать следовало и что занавес совершенно напрасно опустился так быстро, поскольку отсутствие Грейтполисмена объяснялось просто его загруженностью.

К чести Грейтполисмена необходимо отметить, что он той же ночью послал премьерше цветы и пригласил ее в свою постель. Отклик на этот джентльменский поступок был удивительным. На следующий день театроведы, которые из-за своего поспешного бегства не видели спектакля, опубликовали несколько монографий о премьере в «Стейт сиатер фор эдьюкейшн оф олд уибробинс», а спустя два дня на книжном рынке появилось два тома «Воспоминаний об авторе «Пламенной любви Крейна Уининима», написанных несколькими видными академиками.

Мистеру Шпику удалось приобрести эти тома, и он показал их мне с чувством уибробской национальной гордости. Я спросил, когда умер автор пьесы.

— Что вы говорите! — воскликнул мистер Шпик. — Ему сейчас всего десять годков.

— Как? — поразился я.

— Разве у вас и дети — писатели? — наивно спросила моя жена.

— О миссис Драгойефф, не все дети. Нет, отнюдь не все дети.

Этот ребенок, объяснил мистер Шпик, — явление исключительное, и он воспитывается в специальном пансионе для гениев с замедленным развитием.

— Черт возьми, — брякнул я, так как все еще не мог привыкнуть к уибробским порядкам. — Как это возможно, чтобы старые академики писали воспоминания о мальчишке? Какой жизненный путь прошел этот, с позволения сказать, заср… и какие, к черту, воспоминания могут быть у академиков, если они не присутствовали хотя бы при его крещении?

Мистер Шпик посмотрел на меня долгим взглядом, затем что-то прошептал в запонку своей белоснежной манжеты.

— Мистер Драгойефф, — торжественно сказал он. — У мальчишки, как вы выразились, нет жизненного пути, вы правы. Но у дяди его и его прадеда — есть.

— Кто они? — растерянно спросил я.

— Первый — наш Грейтполисмен мистер Рольф, а второй — мистер Черитебл Хорсхед, один из Их Превосходительств.

От других вопросов я воздержался.

Так, в ожидании визита к мистеру Рольфу, мы с женой постепенно постигали тонкости уибробской культуры. В последующие дни мы поняли, что она создается не столько детьми, сколько солдатами во время полевых учений и фермерами, которые сочиняют и рисуют в перерывах между окапыванием кукурузы и орошением риса. Уибробские деятели искусства вместе с профессорами и академиками учатся именно у них. Существует даже идея прикомандировать к каждому уибробскому культуртрегеру пехотинца в полном боевом снаряжении, обладающего правами отца и учителя. Мистер Шпик считал, что это очень полезная и прогрессивная идея, которая поднимет уибробскую культуру на недосягаемую высоту.

Лина очень быстро проглотила все, что было в библиотеке Броба и Нэг Уининимов, и попросила отвести ее в городскую библиотеку Лаггнегга, где книги выдавались на руки под залог нескольких спруг.

Пошел и я, увидев, что мистер Шпик изъявил пламенную готовность сопровождать Лину.

Библиотека находилась неподалеку от дома Броба и Нэг. Это было прекрасное современное здание в уибробской стиле. Главный вход, фронтон которого поддерживали мраморные колонны с копытовидными капителями, был богато украшен символическими фигурами, гранитным орнаментом и ажурными переплетениями из драгоценных металлов. Надо всем этим доминировало, однако, рельефное изображение обнаженной уибробской гетеры, простертое во всю длину фасада. Гетера лежала с распущенной гривой, которая наполовину укрывала ее тело. Одна рука была подложена под голову, в другой, протянутой вперед, она держала цветок, символизирующий девственность, а глаза ее были полуприкрыты в страстной готовности подарить этот цветок каждому, кто хорошо заплатит. Мистер Шпик объяснил нам, что этот прекрасный рельеф олицетворяет уибробскую культуру.

— Мы, уибробцы-интеллектуалы, видим свое призвание в полном самопожертвовании, — поучительно произнес он.

Мы вошли в библиотеку. Вестибюль был облицован белым мрамором и так же богато украшен статуями, рельефами, барельефами и горельефами. Между ними были щедро разбросаны золотые надписи, содержащие мысли из книжки короля Джорджа Франсуа Александра Чжао и т. д. де Торероса XXXI. Вот некоторые из них, переписанные мною в блокнот: «Пространство, заключенное между двумя обложками и заполненное листами с напечатанным текстом, называется книгой»; «Книга используется для чтения. Для других нужд употребляется другая бумага»; «Храните как зеницу ока книжные полки»; «Книга — духовный меч, но меч — не книга. Не забывайте об этом»; «Не плюйте в книги, кроме как в книги классиков, которые развращают народ». И далее в том же духе.

В вестибюле толпились уибробцы и упивались древней мудростью надписей.

Читальни пустовали. Их было три. В первой хранились книги по всем областям знаний и искусства на уибробском, то есть на староанглийском языке. Все книги были одного формата — 10 на 7 дюймов [22] Дюйм — староанглийская мера длины, равная 2,54 см. (Прим. авт.) и имели желто-зеленые обложки.

Я взял в руки учебник органической химии и раскрыл его. Он начинался так: «Самая великая страна под семью небесными сферами — Уибробия, а уибробцы — единственный народ, помазанный лично Уининимом Однокопытным, заслуживающий любви Вицегубернаторства и церкви, а также своего ячменя». Далее следовали химические и математические формулы. Книга по орнитологии начиналась так же.

Художественные же книги начинались совершенно иначе. А именно: «Уининим Однокопытный, благослови Уибробию! Потому что нет другого народа, кроме уибробского, помазанного лично Тобой, заслужившего заботу и любовь Вице-губернаторов и свою ароматную люцерну. И нет под лучезарными звездами семи сфер другой более великой, благоденствующей и счастливой страны, чем Уибробия! Аминь!» В этих словах чувствовались лирическое сердце и опытная рука художника. Мистер Шпик сказал, что слова эти были утверждены эдиктом № 2 Однокопытной церкви, в то время как эдикт № 1 ознаменовал само создание Уибробского государства.

Во второй читальне мы были поражены размером книг — полдюйма на четверть дюйма. Другими словами, книги были величиной с дамский ноготь, и сначала я даже не понял, что это книги.

— Что за лилипутская литература! — воскликнул я. — И как можно читать такие книги?

— Под микроскопом, — ответил мистер Шпик.

И действительно, на каждом столе, несмотря на то что читателей не было, стоял микроскоп. Мистер Шпик добавил, что эти книги, хотя и очень малы по размеру, во многом способствуют формированию интеллектуального и нравственного облика уибробца. Они написаны на языке блефуску.