Дмитрий Федотов - Маяки [Сборник]

Она рассмеялась.

Что-то мешало мне говорить, будто кто-то невидимый третий, стоящий надо мной, сдавил мне горло. Мы сидели в парке возле ее детдома. Меня пропустили на свидание под предлогом липовой медицинской консультации. Птичка пришла и совершенно не удивилась ни мне, ни моим расспросам. Видимо, ей действительно все было безразлично, кроме водолазок.

А мне не было. И очень хотелось что-то с этим сделать. Но что? Поднимать шум? Я не забыл угрозы того аккуратного. Кто бы ни стоял за ним — правительство или клуб богатых извращенцев, — мне не побороть их в одиночку. У них хватило денег на сити-молл в пустыне. И, наверное, не на один. Я не сомневаюсь, что следующий построят на моих костях.

— О чем вы думаете? — спросила Птичка. Бойкий, дружелюбный голосок.

Вежливая. Ей ведь не интересно на самом деле. Что ей ответить? «Извини, но не о водолазках»? Рассказать, что я опять лихорадочно выискиваю в голове спасительные банальности? Что я чувствую себя обворованным покупателем, потому что начал понимать, какова цена всем этим фразам? Что я копил их десятки лет, принимая эти афоризмы за житейскую мудрость? Но, как выяснилось, ст о ят они не больше окурков с пола. И не потому, что легко достаются. И не потому, что не могут тебе помочь. Они не могут помочь тому, кто рядом с тобой. Хрупкому человечку с высосанной душой. Есть такое красивое выражение «политика малых дел». Это когда человек ничего из себя не представляет, но живет достойной жизнью, делает что-то хорошее в меру сил. И успокаивается этой гладкой фразой.

Я помотал головой.

— Ни о чем. Решительно ни о чем.

— Не переживайте за меня, — бодро сказала девочка, — через три года меня выпустят, как они выражаются, во взрослую жизнь. Я присмотрю себе занятие. Когда заработаю денег на модификацию, то полюблю это занятие. Что-нибудь хорошее. Финансовую аналитику какую-нибудь. Или даже медицину. Расскажите мне про медицину!

Я готов был рассказывать ей обо всем. О своей профессии, о книгах и фильмах, об автомобилях, о зебрах, которых я фотографировал в Африке, о налогах, о самолетах. Говорить часами, только чтобы выболтать свою тоску, чтобы мои слова заполнили пустоту, которая жила в этой девушке. Но как? С чего начать? Как долго я могу говорить? Сколько у нас времени? Пустят ли меня к ней еще раз? Могут ведь и документы проверить. А я ей никто. Первый встречный. Я не отец и не опекун. И не стану им никогда. Зачем я ей, собственно? Ни за чем. Даже если с сегодняшнего дня буду носить только белые водолазки.

Какая-то мысль мелькнула на краю сознания.

— А сколько, говоришь, миллионов стоит перепрограммировать одну девушку с водолазок на что-то другое?

Птичка рассмеялась.

— Не надо. Что вы в самом деле. Мне будет неудобно. Вы же мне не отец.

— Да, — сказал я, — пока еще не отец.

В общем, я сделала вид, что поверила в это. Они сказали, что копили деньги мне на сестренку. Ну вот и купили. Лиза, моя одноклассница, уже объяснила мне, откуда берутся дети. Я не всему из этого поверила. Но старшие сестренки точно не появляются на свет уже взрослыми.

В наши дни не принято такое говорить вслух. Да уже и в мыслях не принято осуждать людей. Но все-таки я никогда не пойму мужика, который вместо того, чтобы старым добрым способом заделать себе дочку, берет и покупает за безумные деньги робота. Он что, думает, я не вижу? Она и смеется не так, и говорит не так, и с собаками общаться не умеет. С одной стороны — дикая какая-то. С другой — ну не бывает таких идеальных детей в наши дни, тем более в столице. Слишком хорошенькая, слишком покладистая, слишком скромная. Идет с утра в школу с младшей сестренкой мимо моего окна — я любуюсь. Выходит вечером во двор с книжкой — все затихает. И собаки стараются не шуметь, и жужжалки сбавляют скорость. Не верю. Подделка. На фабрике постарались на славу.

И уж очень старательно изображает любовь к папе и маме. Хотя как рассудить. Если робот думает, что он любит, — он и в самом деле любит?

Да какая разница: что запрограммируют, то и будет.

Он пришел к доктору Павлову на прием, как у медиков говорят, «с улицы». То есть без предварительной записи и без направления от участкового врача. На вид посетителю можно было дать и сорок, и пятьдесят, и даже все шестьдесят лет. Есть такая категория людей — без возраста. Они давно вышли из молодости, но забыли, что существует старость.

— На что жалуетесь?..

— Сердце пошаливает, ноги болят, суставы в основном…

Павлов посмотрел на его изрядно стоптанные ботинки, на чистый, но далеко не новый костюм, слегка обветренное лицо.

— Много ходить приходится?

— Служба такая…

— А если на машине?

— Так ведь я с людьми работаю…

Доктор снял ему кардиограмму, провел терапевтический осмотр — результаты не обрадовали: застарелые рубцы на сердце, хронический обструктивный бронхит, артрозо-артрит коленных и голеностопных суставов.

— Сколько вам лет?

— Сорок восемь…

— Я бы посоветовал сменить работу. Ваш организм сильно изношен. Курите? Алкоголь употребляете?

— Давно забыл, что это такое! — Он вдруг улыбнулся и будто помолодел. — А вы, доктор, употребляете?

— Имею склонность, но стараюсь ее контролировать, — ответил Павлов неожиданно для себя, потому что собирался сказать совершенно другое.

— Правду говорите, — кивнул пациент. — Это хорошо. А теперь скажите правду о моем здоровье.

— Если вы не ляжете в ближайшее время в стационар на тщательное обследование и реабилитацию, то повторный инфаркт я вам гарантирую, — выдал Павлов не моргнув глазом и тут же выругался про себя: «Это же грубое нарушение врачебной этики! Что ты творишь?!»

— Спасибо, доктор. К сожалению, я не смогу воспользоваться вашим советом — мое служение… моя работа слишком важна. — Пациент снова улыбнулся, на этот раз грустно, и в ту же секунду Павлов осознал-ощутил, что это правда, а не поза или бахвальство. — Выпишите мне какие-нибудь лекарства, для поддержания, так сказать…

Конечно, Павлов выписал все, что могло бы пригодиться в странствиях этому необычному человеку, но тоскливое чувство беспомощности, невозможности что-либо изменить не отпускало. Видно было, что пациент тоже прекрасно понял состояние доктора, поднялся, сунул рецепты в карман пиджака, а вместо них вынул и положил на край стола флешку.

— Будет свободное время, обязательно почитайте. Там всего один файл…

Свободное время, как всегда, появилось только дома, вечером. После ужина Павлов расположился в любимом кресле с ноутбуком на коленях, воткнул в него флешку и открыл вордовский файл, озаглавленный немного претенциозно — «День, когда исчезла ложь»…