Дмитрий Федотов - Маяки [Сборник]

— А что тут думать? Вариантов много, а информации мало. Например, как тебе такая версия: полевые испытания нового психотропного препарата, меняющего базовые социальные установки человека.

— А зачем? Зачем кому-то нужно их менять? — Володька всегда любил подискутировать на глобальные, как он выражался, темы. — Ведь изменение базовых установок неизбежно вызовет социальный коллапс. Разве что использовать такой препарат в качестве оружия?

— Ну, тогда, считай, что на нас напали! — развел я руками. — Нет, похоже, тут что-то другое…

— Ну а версия о вмешательстве инопланетного фактора?

— Типа, надоело им смотреть, как мы друг друга и планету уничтожаем? Так ведь крушение социальных основ приведет к крушению государств и, как следствие, к всеобщей войне всех против всех!

— С чего бы? Если все разом станут честными, правдивыми провидцами — зачем война?

— В том-то и дело, что не все и не разом. При этом агрессивность-то никуда не исчезает.

— Ты проверял? — Володька подозрительно посмотрел на меня.

— Нет. Но это по логике: честность и воинственность не связаны между собой. От слова «совсем». — Я разлил по чашкам остатки остывшего чая.

— Пап, я писать хочу! — сообщил Сашка и сполз с дивана.

Макаров встрепенулся, вскочил, виновато глянул на меня. Я тоже встал.

— Ладно. Я пойду пока. Позже созвонимся. Держи меня в курсе!

— Хорошо. И ты тоже…

Разговор с Володькой надоумил меня встретиться еще с одним интересным и умным человеком. Заборские жили на другом конце нашей необъятной столицы — в Ясенево. С Машей мы вместе трудились на ниве книгоиздательства без малого пять лет, а вот с ее мужем Костей были знакомы не по работе, а по клубу любителей истории. Заборский в свои неполные сорок успел уже дважды стать доктором наук — исторических и философских! По выражению нашего главного редактора, Константин очень напоминал ходячую публичную библиотеку. Каким образом в его рано начавшей лысеть голове умещалось такое количество самой разной информации, оставалось загадкой для всех, кто его знал. Общение с Заборским неизменно вызывало лишь два чувства — восхищения и собственной неполноценности. В общем, если кто бы и мог помочь мне разобраться с неожиданным даром и дать дельный совет, так это Костя, он же Константин Эдуардович — тезка основоположника отечественной космонавтики.

Поскольку день уже клонился к вечеру, я счел разумным предварительно позвонить — мало ли какие планы могут быть у семьи на вечер пятницы?

— Машунь, привет! — весело, в привычной для нас манере, сказал я в трубку. — Костя дома?

— А где ж ему быть, Андрюша? Ты-то куда сегодня исчез средь бела дня? — В голосе Маши мелькнула неподдельная тревога. — Случилось что?

От ее искренней заботы на душе стало тепло и уютно. А что она — искренняя, я мгновенно ощутил-понял-почувствовал прямо через телефон. Я тут же постарался загнать свою новую способность поглубже, как-то приструнить, чтобы не ляпнуть обидной ерунды, вздохнул и ответил:

— Случилось. Кое-что. Поэтому и хочу с Костей посоветоваться. Ты не против? Планов ваших не нарушу?

— Что ты, Мурзилка! Приезжай, конечно! Я как раз собираюсь греческий салат на ужин готовить. Ты ведь любишь его?

— О, Машунь, особенно в твоем исполнении! Уже в полете!

Маша и вправду чудесная хозяйка. Что бы она ни приготовила — любое, даже самое простое блюдо вроде гречневой каши, — вкус будет неизменно божественным, так что сразу захочется попросить добавки.

Про «полет» это я, конечно, переборщил: езда по МКАД в будний вечер даже летом — удовольствие сомнительное. Но все-таки через пару часов я припарковался в тихом дворе дома на Голубинской и набрал код домофона Заборских. Встретил меня младший член семьи — добродушный и крайне общительный мопс Врунгель. Процедура приветствия оставалась неизменной вот уже три года. Пес ткнулся мокрым носом в мою ладонь, подставил складчатый загривок, а потом плюхнулся на спину и зажмурился. Почесывая увальню упитанный животик, я вдруг подумал: «А ведь животные, наверное, тоже способны, ну, если не на ложь, то уж на хитрость точно! Вот, к примеру, Врунгель. Ну, что с того — почешу я ему живот или нет? Я ведь даже не друг семьи, захожу в гости раз-два в год. И тем не менее пес не упустит случая получить и от меня толику удовольствия, продемонстрировав симпатию!»

— Привет заслуженному работнику кнопкотычного производства! — заполнил прихожую рокочущий бас Константина Эдуардовича. Заборский воздвигся в арке коридора, заполнив ее всю. Огромная волосатая лапа, которую язык не поворачивался назвать рукой, потянулась ко мне и пригвоздила левое плечо — будто чугунную балку положила. Врунгель при первых звуках хозяйского голоса необычайно резво вскочил и опрометью кинулся вон, но, увы, крепко застрял между стеной и Костиной ногой. На его отчаянный скулеж из кухни немедленно явилась Маша.

— И не стыдно доктору наук обижать маленьких?

— Это он сам, Маруся, — поспешно сказал Костя и выпустил пса. — А, впрочем, извини, больше не буду. Проходи, Андрей, прямо ко мне в кабинет…

— Здравствуй, Маша, — улыбнулся я. — Мы немного побеседуем, а потом можно и поесть. Хорошо?..

— Ну, ладно… — Она недоуменно приподняла левую бровь. — Какой-то ты сегодня… загадочный, Андрюша. На себя не похож!

— Я действительно не похож на себя. С сегодняшнего дня, — вздохнул я. — За ужином все объясню, обещаю.

Мы с хозяином прошли в его рабочий кабинет-библиотеку, оформленный в стиле девятнадцатого века — массивные книжные шкафы, стол и бюро красного дерева с накладной резьбой, кресла с подлокотниками в виде львиных лап, обитые тисненой кожей, на полу узорчатый паркет, а под потолком пятирожковая люстра на цепях. Мы расположились в креслах у низкого резного столика, Заборский тут же принялся набивать любимую вересковую трубку, а я прикрыл глаза, составляя в уме первую фразу для разговора. Однако Костя прервал мои мысленные упражнения:

— Не напрягайся ты так. Рассказывай как есть!

— Хм!.. Ну, хорошо. Перед вами, профессор, — феномен, можно сказать, живой экстрасенс! И это не фигура речи, а факт.

— И в чем же фишка?

— Я мгновенно распознаю любую ложь и говорю только правду.

— Интересно! — Костя даже трубку набивать перестал, а я прямо кожей почувствовал, что он действительно удивлен и заинтересован. — Как же тебя угораздило?

— Понятия не имею. Потому и пришел к тебе. За советом, наверное…

— Почему ко мне?

— А никого другого с таким интеллектом я просто не знаю.

Костя снова вернулся к приготовлению курева, и с минуту в кабинете было слышно только тихое шуршание табачных крошек по расстеленной на столике бумаге. Я терпеливо ждал — знал, что Заборский уже в процессе анализа полученной информации.