Дмитрий Федотов - Маяки [Сборник]

— Ну, чего уставился? — рявкнул бывший законодатель на безучастного референта. — Помоги с обновлением, живо!

Секретарь изобразил улыбку, невозмутимо произнес:

— Есть одна проблема.

Долинин посмотрел на него как на заговорившего каменного истукана и наконец заметил в облике референта разительные перемены: лицо приобрело цвет и объем, будто художник прорисовал на сером овале красивые черты, придав невзрачному типу изысканности и благородства. Но если раньше секретарь не вызывал у законодателя ничего, кроме брезгливости, то сейчас Долинин почувствовал, как волосы становятся дыбом на загривке и леденеет затылок: прекрасные черты неуловимо плыли — вот референт кажется юношей, легкий поворот головы — и проявляется нежный девичий лик, но эта красота и нежность пугали своей демоничностью.

Законодатель едва справился со страхом, вкрадчиво произнес:

— Неповиновение? — и гаркнул в привычной манере, надеясь на беспрекословное подчинение: — Совсем очумели!

Из лимузина вышли еще двое красавцев в изысканных костюмах. Даже не понять, кто из них женщина, кто мужчина. Долинин насторожился, недобро прищурился.

Секретарь, контролируя подключение к проге, увидел: законодатель собирается прокачать и применить оружие.

— Что за хня?! — гаркнул Долинин, не получив желаемого.

Референт остался невозмутим. Дешевый костюмчик — единственное, что может позволить себе бывший законодатель. Еще большее унижение — оставить его голым, но обнаженное тело — пусть и хорошо сложенное, как у Долинина, — вызывало у референта отвращение.

— О! Поверьте. Сущие пустяки, — голос референта оставался невозмутимым. — Вы больше не законодатель.

— Что-о-о?!

— Пришло время совершенства. Время ангелов, — ответил референт. — Люди — ненужный элемент.

Долинин шагнул к референту, но двое других безликих ловко скрутили ему руки и прижали спиной к ограждению Объездного.

— Прощайте, Долинин!

— Я был молод, — пожал плечами Слон. — Ты была для меня богиней, кумиром и… — Он выглядел смущенным.

Крепкий высокий старик стал похож на Артема Жданова: неловкий, краснеющий.

— Решил покончить с собой…

Эйприл покачала головой, с горечью в голосе произнесла:

— Но на мосту? Почему ты не остановил Долинина, не заступился за меня?

Тут не нужны были объяснения. Слон, как всегда, струсил. Он испугался законодателя, испугался изгнания из проги, испугался собственной смелости. А Эйприл его не выдала. Скорее всего, тогда она не верила, что Долинин, который ее боготворил, способен причинить ей страдания. Однако предательство свершилось.

Эйприл так разволновалась, что ее вновь начало колотить — проснулись ли остатки демо-личности, брала ли верх старость. Слон попытался коснуться ее ладони — Эйприл отстранилась.

— Я обязан вам напомнить! — окликнул их Артем. — Надо сделать выбор! Ваше биологическое время кончается, — он подошел ближе, — либо я отправляю вас в Митридат-град, либо вы проходите полную реабилитацию.

— И что нас ждет после? — тихо спросил Слон, не сводя глаз с Эйприл.

Артем Жданов пожал плечами:

— Вопрос выбора. Мир вокруг велик и реален. Вы, конечно, останетесь стариками — биологические часы не отменить, — однако сильными и здоровыми стариками. А можете вернуться к бессмертию.

Для Слона в словах мальчишки прозвучала горькая ирония: зачем нужно бессмертие, если нет самого дорогого?

— Сколько мне осталось? — спросил он Артема.

— Я не знаю. Я не знаю, каков запас вашего организма, как вы пройдете восстановление.

Слон понял: назад дороги нет. Он вздохнул и решительно сказал:

— Я остаюсь здесь.

Артем кивнул, глянул на Эйприл-Апрель. Слон ждал ее ответа, напрягая слух, но женщина молчала.

— Я читала, что древние боги всегда завидовали смертным, потому что те могли беззаветно любить, — тихо произнесла она. — Нам осталось мало, но…

На траву опустился лист — кто-то еще спрыгнул с Объездного моста. Артем поспешил к новому эльфу, увидел его и вскрикнул от неожиданности.

— Ангелы… Чертовы ангелы… — пробормотал Долинин с последним вздохом.

О том, что его мама — королева, Игорь узнал в двенадцать лет. И, конечно, сразу решил ее спасать. А как иначе?

А до этого он жил с папой на острове и ни о чем таком даже не подозревал.

Остров был большой и маленький. В зависимости от расстояния. Насчет расстояния Игорю объяснил папа, когда они в первый раз летали на планелете. Планелет, похожий на пузатого блестящего жука, жил в гараже за домом. Когда его выкатывали наружу, он недовольно поскрипывал и с неохотой переставлял хрупкие суставчатые лапки. Мартин, тоже недовольный и хмурый, оглядывал «жука» со всех сторон, простукивал, протирал мягкими тряпочками и поил тягучим, остро пахнущим маслом, а потом залезал под плоское брюхо и что-то там подкручивал и настраивал. Заодно приспосабливал Игоря подавать нужные ключи и рассказывал ему про гравитацию и магнитные поля. «Жук» вздрагивал, ворчал и иногда потрескивал крыльями. То ли ему было щекотно из-за ключей, то ли просто смешно от рассказов Мартина. Уж он-то в гравитации и полях разбирался всяко больше присутствующих.

— Ну, готово дело, — говорил Мартин, вылезая из-под «жучьего» брюха, взъерошенный и грязный. Делал строгое лицо. — Имейте в виду, Павел Толич, на этот раз даю гарантию, а дальше не знаю.

— Дальше и поглядим, — непривычно покладисто соглашался отец. Видно, он тоже знал, что в следующий раз будет то же самое. Мартин и «жук» сперва поворчат друг на друга, а потом все равно договорятся, и «жук» опять согласится полетать.

Сверху остров был как кот, свернувшийся клубком. Желтая лапка узкого мыса, мягкое брюхо песчаного пляжа, круглый мохнатый бок, заросший лесом, острые уши северных скал и мерцающий глаз водопада. А дремал кот на ярко-бирюзовой, расшитой белыми пенными узорами, подушке. Посреди синего-синего моря.

— Что, нравится? — спросил отец, должно быть, услышав, как сын затаил дыхание, разглядывая чудесного морского зверя, баюкающего в лапах маленький, почти неразличимый дом.

Игорь молча кивнул.

— Запоминай, — сказал отец. — Запоминай, какой он. Вблизи этого не видать.

— Чего?

Отец наклонился, прижался щекой к виску сына и вытянул руку. Шевельнул пальцами, примеряясь, и уложил на свою ладонь весь остров целиком.

— Знаешь, почему говорят «как на ладони»? Видно, как на ладони? Потому что только вот так ты можешь увидеть верно. Когда хочешь что-то рассмотреть и понять, нужно смотреть правильно.

— Как?

— Все думают, что для этого нужно смотреть вблизи. Чем ближе, тем лучше. Ближе, ближе, потом тыкаются носом, а потом и вовсе вроде как упираются лбом в стену. И начинают туда биться. О то, что им кажется стеной. А на самом деле — об то, что они хотели увидеть. А так увидеть ничего нельзя, можно только сломать. Или свой лоб или то, что ты хотел узнать. Понимаешь?