Дэвид Барнетт - Земля вызывает майора Тома [litres]

– У тебя сердце стучит, как дверь сортира на сибирском ветру. В чем дело?

– Просто мне что-то все это не нравится, – отвечает Томас, слыша свой звенящий голос, отдающийся эхом в шлеме. Я думал, что у нас фильм «Путешествие в космос», а не «Путешествие на дно моря».

– Империалистическая американская чушь! – заявляет Миркат, но Томас решает не уточнять, что «Путешествие в космос» вообще-то радиопередача «Би-би-си». – То ли дело у нас – «Броненосец «Потемкин»! Это про храбрых русских матросов, поднявшихся на революционную борьбу!

– Что-то не улавливаю связи.

Один из врачей кивает Миркату, и тот говорит в радиотелефон:

– С сердечным ритмом порядок. Начинай погружение.

Томас смотрит на трос от лебедки, который Миркат собирается пристегнуть к его скафандру.

– Я не уверен, что смогу это сделать.

– Глупости! – говорит Миркат, сильно хлопая Томаса по плечу, что хорошо чувствуется даже через толстый костюм. – Мне вот однажды довелось переплыть Топозеро… в январе! В чем проблема, Томас? Ты что, не умеешь плавать?

Лебедка поднимает его, и он оказывается над голубой поверхностью бассейна, глупо болтаясь в воздухе, пока его не начинают опускать в воду, навстречу мерцающему в глубине «Союзу».

– Представь себе, что выходишь в космос! – слышит он голос Мирката. – Кругом пустота и бесконечность!

Пит не вынырнул!

Томас погружен в воду уже по пояс.

– Бесконечная красота космоса! – кричит Миркат.

Пит в пруду!

– И ничего! Ничего вокруг! Вечность и бесконечность!

Он утонул! Он утонул!

Вода плещет уже в забрало его шлема. Томас изо всех сил зажмуривает глаза.

Он должен войти в воду!

– Питер! – срывающимся голосом кричит Томас.

– Что? – спрашивает Миркат. – Кто такой Питер?

Томас чувствует, как все глубже погружается в воду, и «Союз» уже более отчетливо вырисовывается перед его глазами. Он чувствует головокружение и слабость.

Почему он ничего не делает?

Он мог броситься на помощь. Он слишком долго мешкал. Он мог броситься в воду, но не решался. Ему было страшно. Страшно нырнуть в пруд. Он так боялся, что не смог спасти своего брата. Страх победил его и забрал Питера.

Он должен вытащить его.

Страх раздавил Томаса. Из-за его страха Питер погиб буквально у него на глазах, а его мать стала ходячим трупом.

Томас пари́т в синей глубине, и тяжелый камень на его душе вдруг становится невесомым. Он больше не тянет его на дно. Этот груз как будто на какое-то время перестает существовать.

– Питер! – шепчет Томас. – Прости. Прости меня.

Потом он слышит гудение динамика радиосвязи в шлеме, и ощущение невероятной легкости разрушается. Его поднимают с помощью лебедки из воды, и яркий свет Гидролаборатории бьет ему в глаза. Миркат, сидящий у бортика бассейна, говорит ему через радиотелефон:

– Томас, Томас, всё, мы тебя поднимаем.

Потом Миркат решает угостить его водкой в баре Звездного городка.

– Никаких тренировок неделю, – говорит он, ведя Томаса в едва освещенный закуток с темным кожаным диваном, изгибающимся вокруг круглого стола. – Только расслабляться. Томас, что это там вообще было?

– Призраки прошлого, – отвечает Томас.

Миркат кивает.

– В России полно призраков. Чаще всего приходят за алиментами. – Он оглушительно хохочет и хлопает Томаса по плечу.

– Мой брат погиб, – тихо произносит Томас. – Он утонул. Я мог его спасти. Но не сделал этого. Он погиб по моей вине.

Миркат со стуком ставит бутылку водки на стол, пододвигается к Томасу и, взяв его голову своими большими мясистыми руками, запечатлевает на его лбу поцелуй.

– Я тоже потерял своего брата, – говорит Миркат. – Он умер от алкогольного отравления. И это тоже была моя вина. Это я наливал ему, пока он не свалился.

Миркат разливает по стопкам водку.

– Так что мы с тобой братья, Томас. А знаешь, что должны делать братья?

– Пить вместе, пока не свалятся? – высказывает свое предположение Томас.

Лицо Мирката расплывается в широкой улыбке.

– Simples! – произносит он, опрокидывая в себя стопку.

Томас облачился в свой костюм для выхода в открытый космос и как следует все проверил. Потом второй раз проверил, и третий – для верности. И еще раз проверил. Со скафандром всё в полном порядке. Все, что ему остается сделать, – переместиться в переходную камеру в передней части его «Конурника-1», а оттуда выйти в открытый космос.

Simples!

Томас медленно и осторожно направляется в переходную камеру. Он все еще не уверен, что сможет это сделать. Добравшись до люка, посередине которого расположено колесо запирающего механизма, Томас на некоторое время останавливается. Потом он отпирает люк и входит внутрь отсека размером с большой платяной шкаф. Заперев люк изнутри, он дергает его, словно желая убедиться, что он действительно заперт.

Повернувшись, Томас оказывается уже перед наружным люком, и это единственное, что отделяет его теперь от безграничного пространства космоса. Он в десятый раз проверяет кислородный датчик на рукаве своего скафандра и нажимает кнопку на стене, чтобы сравнять давление в переходной камере с наружным. Томас смотрит на выключатель, где сначала мигает красный свет, а потом загорается зеленый. У стены камеры рядом с наружным люком, открываемым кнопкой, закреплен трос, один конец которого Томас пристегивает к поясу своего костюма, где, кроме того, уже болтается целый набор инструментов, предназначенных для ремонта антенны. Трос намотан вокруг вделанного в пол металлического столбика – и это единственная спасительная нить, которая будет связывать его с кораблем во время работы в открытом космосе.

Теперь ему остается лишь нажать на кнопку, открывающую люк. И выйти наружу.

Томас закрывает глаза и делает глоток воды через трубочку в его шлеме. Все еще зажмурившись, он подается вперед и нажимает кнопку.

Когда он наконец открывает глаза, перед его взглядом простирается бесконечность.

«О боже!» – говорит Томас. К этому он точно не был готов. Сначала у него возникает ощущение, будто все вокруг затянуто бескрайним, безупречным, великолепным бархатом. Потом он замечает звезды – крошечные огоньки, разгорающиеся прямо на его глазах, сверкающие солнца, находящиеся на расстоянии миллиардов световых лет – некоторые настолько далекие, что, хотя они уже давно погасли, их свет продолжает, как призрак, путешествовать через Вселенную. Томас подходит к самому краю, упираясь обеими руками в стороны люка. Он вовсе не чувствует – как боялся – головокружения. Это нечто намного, намного хуже. Это не страх упасть, потому что там некуда падать, это страх улететь – улететь в пустоту и лететь, лететь бесконечно, не имея возможности когда-либо остановиться. Это страх перед чем-то грандиозным, трепет перед необъятным, сокрушительное ощущение своей ничтожности перед лицом всей этой пустоты.