Нил Шустерман - Жнец [litres]

Мы порвали нить, связывающую нас с природой, когда победили смерть , – говорил жнец Фарадей, но разве это не может стать причиной тому, чтобы искать и вновь обрести нашу природу, на этот раз внутри собственного «я»? Если Роуэн начнет находить удовольствие в «жатве», будет ли это такой уж трагедией?

Эти мысли он держал при себе, но жнец Вольта умел читать их – если не подробно, то в общем плане.

– Тебя, насколько мне известно, пригласили в ученики, потому что у тебя были определенные качества, – сказал Вольта. – Как раз эти качества жнец Годдард и не ценит. Снисходительность и способность к сочувствию он считает слабостью. Но сейчас в тебе начинают просыпаться другие свойства. Ты, как я вижу, будешь жнецом совсем нового типа.

Из всех младших жнецов, составлявших окружение Годдарда, Вольта был Роуэну наиболее симпатичен. С ним Роуэн был связан больше, чем с другими, и воображал, что они могли бы стать друзьями, поскольку были равны.

– Помнишь, как больно мы тебя тогда избили? – спросил как-то Вольта ближе к вечеру, в полутьме класса тренировки сознания.

– Как это можно забыть?

– Тому было три причины, – сказал Вольта. – Во-первых, необходимо было восстановить в тебе память о боли, страх боли – ведь именно боль создала цивилизацию и заставила ее развиться настолько, чтобы она смогла найти средство победить смерть. Во-вторых, это был обряд инициации – нечто, чего так не хватает нашему миру, погрязшему в пассивной вялости. И третья причина, самая важная: способность к страданию освобождает в нас способность наслаждаться нашим существованием.

Роуэну все это показалось очередным набором банальностей, но Вольта был не такой, как Годдард. Он не поддавал пафоса ради самого пафоса, и в идеях его заключался некий смысл.

– В моей жизни было немало радостей и до того, как меня избили в мясо, – сказал Роуэн.

Вольта кивнул:

– Да, кое-что ты чувствовал. Но это была просто жалкая тень того, что могло бы быть. Не зная, что такое страдание, никогда не испытаешь истинной радости. Самое большее, что получишь – это некая приятность .

Роуэну было нечего возразить, потому что он сознавал правдивость слов Вольты. Существование его в целом было приятным. Единственное, на что он жаловался, так это на то, что все отодвигали его на задворки своей жизни. Но разве так происходит лишь с ним одним? Они живут в мире, где не имеет значения ничего из того, чем занято большинство населения. Выживание гарантировано. Доход гарантирован. Еды достаточно, а комфорт предоставлен каждому. «Гипероблако» учитывает нужды всех и каждого. А когда ты ни в чем не нуждаешься, разве жизнь твоя не приятна?

– Со временем ты все получишь и все узнаешь, – сказал Роуэну жнец Вольта. – Поскольку твои антиболевые наночастицы обнулились, это неизбежно.

Эсме продолжала оставаться для Роуэна загадкой. Иногда она спускалась и сидела вместе со всеми за столом, иногда оставалась у себя. Иногда Роуэн видел ее читающей в разных уголках особняка: она предпочитала проводить время с бумажными книгами еще из Века Смертных, которые владелец дома, вероятно, собирал до того, как передал свое имущество Годдарду. Что бы Эсме ни читала, она прятала это от Роуэна, словно смущалась его интереса.

– Когда ты станешь жнецом, – спрашивала она Роуэна, – ты останешься здесь?

– Может, и останусь, – отвечал он. – А может, и нет. Может, я и не стану жнецом. А может, меня вообще не будет.

Эсме, казалось, не обратила внимания на последние слова Роуэна.

– Лучше останься, – сказала она.

То, что эта девятилетняя девчонка втрескалась в него, казалось Роуэну еще одним ненужным осложнением. Похоже, она получала все, что хотела. Так что, если она захочет его, то он неизбежно будет принадлежать ей?

– Мое имя Эсмеральда, но все зовут меня Эсме, – сказала она Роуэну, когда как-то утром подходила с ним к залу, где ему предстояло заниматься с тяжелым железом. Обычно Роуэн хорошо относился к ребятне, но поскольку ему велели относиться к Эсме хорошо, именно это его и расхолаживало.

– Я знаю, жнец Годдард мне сказал. Но тебе лучше не оставаться здесь – эти железки могут быть опасными.

– А тебе запрещено заниматься без страховки, пока не придет жнец Хомский, – заявила Эсме и, не выказывая никакого желания уйти, села на скамью для накачивания пресса. – Если хочешь, после твоей тренировки мы можем поиграть.

– Я не играю в игры.

– Даже в карты?

– Даже в карты.

– Тебе, наверное, скучно жить?

– Теперь уже нет.

– Завтра после обеда я научу тебя играть в карты, – сказала Эсме.

А поскольку Эсме всегда получала то, что хотела, желал этого Роуэн или нет, но в назначенное время он был там, где ей было удобно.

– Эсме должна всегда пребывать в хорошем настроении, – напомнил жнец Вольта после того, как Роуэн сыграл с Эсме в карты.

– Но почему? – недоумевал Роуэн. – Годдарду наплевать на всех, кто не носит мантию жнеца. Почему он так заботится об этой девчонке?

– Веди себя по отношению к ней осторожно.

– Да я ко всем отношусь с осторожностью, – сказал Роуэн. – Если вы случайно не заметили, то я должен сказать, что я вообще очень осторожный человек.

Вольта рассмеялся:

– Продолжай в том же духе, пока можешь.

Он сказал это так, как будто скоро сдерживать себя Роуэну станет трудно.

Пришел день, когда жнец Годдард внес еще одно новшество в жизнь Роуэна. Все произошло, как и всегда, без предупреждения. Роуэн тренировался с кинжалами, по одному в каждой руке. Это было непросто – он хорошо работал правой рукой, а вот левой ловкости ощутимо не хватало. Жнецу Годдарду нравилось во время тренировок ставить перед Роуэном дополнительные препятствия, а потом резко критиковать, если его ученик не смог подняться до определенного уровня совершенства. Тем не менее Роуэн удивлял сам себя, все лучше и лучше овладевая орудиями убийства, чем даже заслужил похвалу наставника, хотя и неохотную.

– Нормально, – сказал Годдард. – Не так уж и плохо.

На большую похвалу трудно было рассчитывать.

Неожиданно Роуэн начал получать удовлетворение от похвал жнеца, и должен был признать, что ему нравится фехтовать смертоносными орудиями. Это как в спорте – мастерство самодостаточно и приносит удовольствие вне зависимости от результата.

Но в этот день дело приняло скверный оборот. Как только Роуэн ступил на лужайку, он понял: происходит нечто необычное. Привычных взгляду чучел не было, зато по газону бродило с десяток человек. Поначалу Роуэн ничего не понял, хотя необычность происходящего должна была сразу стать очевидной – присутствовали все младшие жнецы, в то время как по обыкновению за тренировками наблюдал только Годдард.