Кристина Далчер - Голос

Здесь, должно быть, не менее полусотни человек, в этом лишенном окон и воздуха помещении. Некоторые из них – впрочем, большинство – молоды, только что из колледжа.

Я останавливаюсь, заглядываю в один из отсеков, и мне кажется, что я узнаю почерк Лин. Морган тут же щелкает пальцами у меня перед носом.

– Смотрите себе под ноги, Джин.

Лосьон после бритья, табак и кофе – я снова чувствую эту смесь вместе с жарким дыханием солдата, который теперь подходит совсем близко. Рука Лоренцо слегка касается моей руки и чуть-чуть задерживается, словно напоминая, что я здесь не одна.

Мы минуем очередной ряд рабочих отсеков и достигаем самой дальней стены этого помещения-улья. Морган вставляет свою карту-ключ в какую-то очередную щель, двойная дверь открывается, и мы входим в некое помещение, которое не слишком отличается от той комнаты этажом выше, где у нас находились подопытные мыши и кролики. Только здесь вместо пищащих мышей и подозрительно принюхивающихся флоридских кроликов размещены клетки с приматами. Точнее, с человекообразными обезьянами. Три ряда проволочных дверей вдоль обеих стен справа и слева от меня, на каждой табличка с идентификационным номером и четырьмя рядами дат: возраст, разновидность, дата проведения эксперимента, техник-смотритель. Уханье и ворчание шимпанзе, когда мы входим, становятся оглушительными.

Но не это меня беспокоит.

Три четверти клеток уже пусты. Но таблички на дверцах остались: ГИББОН, ГОРИЛЛА, ОРАНГУТАН – три из пяти самых крупных обезьян. Верещащие ШИМПАНЗЕ – четвертая группа. Но, похоже, половина клеток с шимпанзе уже пуста.

Я чувствую, что в горле у меня застрял какой-то противный сухой комок, и мучительно его сглатываю. Затем оглядываюсь на Лоренцо. Он так побледнел, что почти сливается с белыми лабораторными стенами. Ну, естественно, ведь его одолевают те же страшные мысли, что и меня.

Значит, они пытаются добиться результатов, работая с человекообразными обезьянами, используя по одной на каждый эксперимент. А шимпанзе, самых близких родственников человека, приберегают на крайний случай.

Или на предпоследний. Пятой разновидности приматов пока в клетках нет. Той самой, к которой они сейчас подбираются. Да, ее пока нет, но при одной мысли о том, что она может там появиться, у меня холодеет кровь.

Пятой разновидностью приматов, гоминидом, является человек. То есть мы, люди.

Колени у меня подгибаются, и я, споткнувшись, влетаю в клетку с табличкой «Эксперимент № 412» – это самец шимпанзе, который весит на добрых семьдесят пять фунтов больше, чем я. Предостережения Лин, которые она без конца повторяла, звучат у меня в голове, как клаксон.

«Никогда, Джин – именно так: никогда ! – не подходи к ним близко! Для этого есть техники и зоологи, которые за ними ухаживают. Не корми их, не пытайся их побаловать, не вздумай даже на расстояние плевка приближаться к их клеткам. Всегда старайся находиться на середине помещения. Эти ребята способны и на три фута лапу вытянуть и цапнуть; и, уж поверь мне, они далеко не такие умные, как принято считать». Все это Лин высказала мне еще во время самого первого нашего совместного похода в эту лабораторию, то есть через несколько месяцев после того, как пришел ее грант, позволивший нам купить двух шимпанзе.

«А выглядят они очень умными, – возразила я. – Взять хотя бы вон того». «Вон тем» был четырехфутовый самец Мейсон, одетый в памперс и с наслаждением сосавший фруктовое мороженое на палочке.

«Погоди, детка, вот он оскалит свои клыки, тогда держись, – сказала Лин. – Эти ребята – бомбы с замедленным действием, но без часового механизма. Такого и профессиональный борец, пожалуй, не удержит. Ты когда-нибудь слышала о Чарле Неш?» [48] Чарла Неш – американка из Коннектикута, в 2009 году была изуродована в доме у своей подруги в результате нападения шимпанзе.

Я покачала головой. «А надо было?»

«Нет. Я вот что тебе скажу: ты вспомни этого парня, Ганнибала Лектера. Вспомни, что он сделал с одной милой медсестричкой, когда на него забыли надеть ту дурацкую хоккейную маску. Так вот, по сравнению с шимпанзе доктор Лектер безвреден, как котенок под анестезией. И ты никогда не поймешь, что это тебя ударило и кто на тебя напал».

Я и сейчас не поняла, что меня ударило, но удар был сильный и пришелся в лицо, и я сразу почувствовала на губах горький привкус железа. А еще я чувствовала, что часть моего скальпа – та часть, которую «эксперимент № 412» злобно, словно с кем-то соревнуясь, тянул на себя с силой грузовика, – то ли обожжена, то ли пробита чем-то острым вроде мотыги. Мои колени звонко берут верхнее «до», с силой ударившись о плиточный пол, и я словно разрываюсь пополам под воздействием двух противоборствующих сил – собственной силы тяжести, тянущей меня вниз, и силы самца шимпанзе, который пытается поднять меня за волосы.

Я слышу какой-то странно слабый и далекий голос Лоренцо. Он кричит кому-то:

– Да сделайте же что-нибудь, черт бы вас всех побрал! Отгоните его к чертовой матери!

Неужели это он мне? Я поднимаю руку к голове, которая горит огнем, и чья-то чужая рука, а может, когтистая лапа, ловко ее хватает, и я думаю: «Ну да, Чарла Неш, Чарла Неш, Чарла Неш», – и это имя превращается перед моим внутренним взором в жуткую картину – у Чарлы Неш отсутствуют глаза, а ее руки выглядят так, словно их совали в мясорубку, и на лице у нее там, где должен был бы быть рот, черная яма.

Тут у меня над головой гремит один-единственный выстрел, и я уплываю куда-то вниз.

Сознание я не потеряла. Если б потеряла, то, наверное, не чувствовала бы, как чьи-то тонкие пальцы, пробираясь сквозь мои спутанные волосы, прикасаются ко мне, приглушая жгучую боль в голове. И не стала бы про себя перечислять то, о чем никогда больше думать не стану – о зоопарках, сафари и собственных детских фантазиях на тему исследований Джейн Гудолл [49] Британский антрополог; 45 лет изучала социальную жизнь и интеллект шимпанзе; основательница Международного института Джейн Гудолл. . И не услышала бы воплей Моргана, который орал, точно капризный ребенок, у которого отняли соску.

– Какого черта! Ты зачем это сделал? – все повторял он.

Наконец я открываю глаза и вижу того солдата, который сопровождал нас; его правая рука все еще сильно дрожит после того, что, вполне вероятно, стало его первым убийством, а взгляд так и мечется – он смотрит то на меня, то на Лоренцо, то на Моргана, то на мертвого шимпанзе «Эксперимент № 412» в клетке точно над моей головой. Ответить Моргану он так и не успевает, потому что тот снова начинает вопить:

– Нет, это просто потрясающе! Просто курам на смех! Ты что, совсем идиот? Да мне следовало бы посадить тебя в одну из этих клеток, только, боюсь, мозгов у тебя недостаточно, не хватит для наших опытов. Ты хоть знаешь, сколько эти твари стоят?