Алексей Рудаков - Дальние Тропы

— Вы лучше глаза закройте — когда подъём начнётся, и вниз не смотрите.

— Советчик нашёлся. А лодки? Вдруг прилив? Караулить надо.

— Тут нет луны — откуда приливу взяться?

— Случаи разные бывают, вот, например, — начал было Гайдов, но Игорь, дёрнув его за рукав, отчего часть семечек высыпалось на камни, показал свободной рукой наверх: — Отзоев! Он почти добрался!

Капитан, словно желая покрасоваться перед зрителями, висел на одной руке, шаря пальцами второй за краем верхней площадки. Найдя опору, он широко махнул ногами и его тело, описав дугу, казалось, зависло в воздухе на границе неба и скалы. Ещё миг и он, изогнувшись в полёте, пропал из виду, приземлившись на вершине.

Взорам оставшихся внизу, он предстал спустя минуту — усевшись на край скалы. Капитан сбросил вниз трос — так и висевшие около белой отметины бойцы, поймав его, разделились — трое, придерживаясь за веревку, поползли вверх, а один, дождавшись, когда все его товарищи присоединятся к капитану, скользнул вниз, приземлившись прямо у оставленных внизу мешков.

Дальнейшее уже было делом техники — соорудив из сброшенных сверху тросов несколько подъёмников, четверо бывших на вершине бойцов, быстро перетащили наверх все мешки и людей — проблема возникла только с Гайдовым — капдва наотрез отказался подниматься наверх. Не помогли ни слова, ни приказы Карася, ни пример двух гражданских, неожиданно легко переживших подъём — для них, из остатков троса соорудили нечто вроде авоськи, которую, страхуемую от ударов о стену одним из альпинистов, благополучно подняли к лифту, на грозного диверсанта не действовало ничего.

— Я лучше застрелюсь, — кивал он на кобуру своего подводного пистолета: — Или здесь останусь, но туда, — не поднимая голову, он ткнул рукой вверх: — Не полезу!

— Может связать его? — Спустившийся из-за образовавшейся заминки, Отзоев, окинул мощную фигуру офицера оценивающим взглядом: — А что? Если все разом накинемся — может и завалим кабана такого.

— Ну, попробуй, — слышавший его слова Гайдов положил руку на рукоять ножа: — Сказанно — не пойду, — значит… Ой! — Дернувшись, мало, что не подпрыгнув на месте, он развернулся кругом и, потирая свою корму, удивлённо посмотрел на Досю: — Ты это дев…ка…….меня……..что, — паузы между словами с каждой секундой всё удлинялись и удлинялись — не прошло и пятнадцати секунд, как капдва, всхрапнув как боевой конь, мягко опустился на землю, где, свернувшись калачиком и подсунув под голову ладони, принялся мирно посапывать, в один миг растеряв всю свою воинственность.

— Чего встали? — Дося, подмигнув остолбеневшему капитану, отбросила в прибой пустой шприц-тюбик: — На пару часов хватит, а за это время мы до верфи доберёмся, если тормозить не будем. Ну? Мне что — самой его паковать, а, мальчики?

Плоскую, ровную и пустую как стол нищего, вершину столовой горы, на которой, практически по центру, расположилось здание орбитального лифта, нарушали, внося диссонанс в общее уныло-спокойное впечатление, только две вещи.

Во-первых, само здание, где располагалась сама платформа — здание более всего походило на слегка помятую банку шпрот, и, во-вторых, остатки каких-то конструкций, тянувшихся практически от банки до края столовой горы. Не доходя до обрыва, конструкции взметали в небо пучок перекрученных профилей, напомнивших Маслову отчаянно воздетые к небу пальцы человека, исступлённо молившего небеса о последней милости, получив которую, можно и умереть.

Не проникнувшийся его чувствами Чум, только хмыкнул, когда Игорь поделился с ним своими мыслями.

— Да транспортёр там был, — отмахнулся он, разглядывая конструкции в монстровидный бинокль, явно одолженный у морских диверсантов: — Они, местные то бишь, как по-твоему туда, — оторвав одну руку от оптики, он махнул ей вверх: — То, что здесь клепали, доставляли? Не на верёвочках же, как мы? Что-то вроде железки или монорельса тут было, пока сверху не прилетело. И дорогу того, и вокзалу досталось, — оторвавшись от бинокля, он кивнул на вмятину в боку здания.

— Да я не об этом, Чум, — попробовал объяснить ему свои впечатления Игорь: — Вот те, — показал он рукой на два, торчащих у самого края, куста изломанных конструкций: — Словно с той стороны, за горой, стоит на коленях молящийся человек, понимаешь? Мы видим только его пальцы, которые он, в немой мольбе, вытянул к небесам готовым обрушить на него смертельный удар. Тут же все погибли, понимаешь?

— Очень красиво, Игорёк, — Дося, подошедшая к ним, посмотрела на него с удивлением: — Я и не знала, что ты так красиво слова складывать умеешь. И про пальцы, и про мольбу перед ударом — здорово сказал.

— Пальцы… Мольба, — фыркнув, Чум направил оптику на указанные Масловым кусты: — Не, не человек это, — опустив бинокль, мотнул он головой на объект их дискуссии: — Мутант или спрут. Девять и шесть палок. Развели тут, не пойми что! — Ещё раз фыркнув и победно посмотрев на Игоря с Досей, он двинулся к зданию вокзала, вокруг которого, в поисках входа, наматывали уже второй круг, остальные члены их экспедиции.

— Чум… — Проводила его взглядом Дося: — Он хороший, но вот нет в нём этого… Не знаю, как сказать. И не грубый он, и товарищ отличный, но вот так как ты — он так не может. А ты можешь, — повернувшись к нему, она неожиданно чуть наклонилась, приблизила к нему своё лицо — на миг Игорь ощутил её горячее дыхание, а на своих губах пряно-пьянящий вкус помады, и тут же отстранилась, словно стесняясь сделанного.

— Эээ… Дося?

— Всё. Забыл. Ничего не было, ясно?

— Но…

— Всё, я сказала, — подхватив его под руку, девушка двинулась в сторону консервной банки, таща Маслова как на буксире.

— Я женщина. Мне можно. Редко. Слабой побыть. Ясно? — Выплёвывала она короткие фразы, будто опасалась, что длинные смогут открыть Игорю её истинное душевное состояние: — Ты будешь молчать. Иначе…

— Чего вы там? — Чум, стоявший около открывшегося проёма, кричал, размахивая над головой своим беретом: — Шевелите поршнями — Красс нам дверь открыл!

Поговорка, гласившая, что первое впечатление оказывается самым верным, подтвердила свою правоту, стоило только Игорю, всё так же буксируемому Досей, оказаться внутри консервной банки.

Оказавшись внутри, он невольно почувствовал себя даже не шпротой, здесь, в отличие от пресловутой консервной банки было более чем просторно, а килькой, по небрежности рабочего рыбзавода, угодившей в банку, предназначавшуюся крупной и жирной атлантической селёдке.

Приметив впереди отсветы фонариков, они двинулись туда, освещая пол впереди своими приборами. Предосторожность оказалась излишней — металлическая поверхность, по которой они шли, хоть и была густо иссечена царапинами разной глубины, но была пуста, как и поверхность столовой горы, на которой и располагалось здание вокзала орбитального лифта. Описать внутренности помещения, по которому парочка неторопливо брела, можно было одним словом — пустота, и слово это было применимо практически ко всем возможным описательным характеристикам — пусто было на полу, лучи их фонарей, без устали шарившие вокруг, не выхватывали даже обычного мусора, пыли или чего иного, естественно полагающегося любому, давно заброшенному, зданию. Голы были и стены с потолком — их девственную поверхность не нарушали ни пояснительные плакаты, ни рисунки или окна со светильниками. И, если бы не шум, производимый столпившимися у центральной колонны людьми, неразборчивый, многократно отражённый от поверхностей, то можно было бы сказать, что и звуков в этом помещении нет.