Николай Гуданец - Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют [журнальный вариант]

Напротив троллейбусной остановки, на крыше какого-то солидного казенного здания, я увидел щит с цитатой:

«ВЕЛИЧАЙШАЯ ОШИБКА ДУМАТЬ, ЧТО НЭП ПОЛОЖИЛ КОНЕЦ ТЕРРОРУ. МЫ ЕЩЕ ВЕРНЕМСЯ К ТЕРРОРУ И ТЕРРОРУ ЭКОНОМИЧЕСКОМУ».

— Утятьев, — подивился я, — неужто Ленин вправду так написал?

— Конечно.

— Странно. Я что-то нигде не встречал такую цитату… А что это за учреждение?

— Для таких, как ты, трепачей, — прошипел мне на ухо Утятьев. — По-моему, там тебе уже койку забронировали.

— Гостиница, что ли?

Утятьев нервно хихикнул.

— Это, Лева, кегебе. Ежли тебе туда не терпится, то давай, трепись дальше. Только меня за собой не тащи. Понял-нет?

Я хотел Утятьеву объяснить, что страх перед КГБ — постыдный доперестроечный предрассудок, что эпоха гласности требует от нас стойкости и гражданского мужества, но тут подошел троллейбус, и мы с трудом в него втиснулись.

Когда же, проехав две остановки, мы вывалились наружу, я снова, в который раз, оторопел. И было от чего.

На углу улицы, перед розово-белым ампирным четырехэтажным особняком, стояла толпа. Там шел митинг. Оратор что-то выкрикивал в простуженный мегафон. Над головами торчали самодельные транспаранты. Кто-то размахивал шестом со здоровенным, в человеческий рост чучелом в шляпе, очках и при галстуке, а на груди у чучела болтался плакатик: «Бюрократ — враг перестройки». Вокруг толпы стояло двойное милицейское оцепление.

— Смотрите, Утятьев, митинг! — восхитился я. — А вы говорили, неформалов нету…

— А, эти… — поморщился Утятьев. — Ну, это так… Наркомпомпер…

— Простите, не понял.

— Я говорю, Народный Комитет в Помощь Перестройке имени товарища Кирпичова, — объяснил он. — Сокращенно — Наркомпомпер. Каждый божий день они тут митингуют.

— А что это за здание, вот это, розовое?

— Министерство макарон.

Я не стал переспрашивать — мы уже подошли совсем близко, и я смог прочесть лозунги. Например, такие: «Требуем реорганизовать Министерство макарон в Комитет по макаронным изделиям!». Или: «Передать Министерство макарон в ведение Госагропрома!». Или: «Даешь бесперебойное снабжение макаронами!».

— Очень занятно, — сказал я.

Люблю, когда борются за перестройку. Конечно, каждый борется как умеет и на вверенном ему участке, но это лучше, чем не бороться вообще.

— Да ну их, — отмахнулся Утятьев. — Толку от них как от козла молока. Остобрызгали уже, ей-Богу. Соберутся кучей и ходят с плакатами по улице, от Министерства макарон к Министерству вермишели, потом обратно… Фухня всё это. Удивляюсь, как это Кирпичов ихнюю возню терпит. А вон, вишь, наша контора, вон подворотня возле бакалейного…

Дойдя до подворотни, я оглянулся. Демонстранты подожгли чучело бюрократа. Оно чадило и пылало. Черные клубы дыма вздымались почти до самой крыши Министерства макарон, где красовался щит с цитатой:

«МЫ ДОПУСКАЕМ КАПИТАЛИЗМ ТОЛЬКО ГОСУДАРСТВЕННЫЙ, А ГОСУДАРСТВО ЭТО — МЫ…»

Однако я уже не удивился и ничего не спросил. Кажется, я начал привыкать.

Просторный двор, образованный пятиэтажными домами довоенной постройки, наискось пересекала траншея, отороченная горбами мерзлого, заснеженного грунта. Она вела к двухэтажному неказистому зданию, покрашенному некогда желтой краской. Из трубы на крыше курился дымок. Мы с Утятьевым перебрались через траншею по мосткам и подошли к двери, рядом с которой были прибиты металлические вывески с одинаковым зачином: «Всесоюзное объединение „Точвремнадзор“», «Кривоградский горкомбинат благоустройства». А дальше значилось, на каждой из вывесок в отдельности, — «Организационный отдел Службы точного времени», «Информационный отдел Службы точного времени», «Технико-эксплуатационный отдел Службы точного времени». Дверь распахнулась, и навстречу нам, пятясь задом и согнувшись в три погибели, двинулся человек в замызганных, перепачканных угольной крошкой штанах.

— Привет, Костя, — сказал ему Утятьев.

Человек разогнулся, повернулся к нам и всплеснул руками в грязных матерчатых рукавицах.

— Елпидифор Трофимыч! — радостно воскликнул он. — А мы вас заждались…

Так я сразу узнал две вещи: имя-отчество Утятьева и имя здешнего истопника.

— Познакомься, Костя, это наш новый смотритель часов, физик из Москвы, — отрекомендовал меня Елпидифор Трофимыч.

— Лева, — протянул руку я.

— Очень приятно, я Костя, — истопник стянул рукавицу и подал перепачканную руку по-рабочему, запястьем. — Ну как вы, получили заявку? — снова обратился он к начальнику.

— Получил, да толку-то… Ты ж ее оформил неправильно, не на том бланке…

— Что вы говорите?! — изумился Костя. — Как так…

— Ладно, ты тут ни при чем, это конторские мудаки понапутали, — успокоил его Утятьев. — Что у нас новенького?

— Ничего особенного, — Костя шмыгнул носом и почесал за ухом, сдвинув набок свою оранжевую строительную каску. — Дворничиха опять куздит, чтоб я шлак в мусорник не сыпал… Жалобу напишет, грит…

— Пущай пишет.

— Вот я ей так и сказал. Такая горластая стерва, аж до матки меня достала… Ах да, еще Бармалей вчера прибегал, матерился. Ему этот козел, новый снабженец, два мешка сульфата натрия выписал, вместо тиосульфата, — истопник прыснул в ладошку.

— А какая разница?

— От вы даёте, гражданин начальник. Тиосульфат — это же фиксаж. А сульфат Бармалею в упор не нужен, а выкинуть нельзя, за него отчитываться надо… Комедия, в общем. И вот, чуть не забыл, в котле колосники окончательно прогорели, распроперетак едрит их в дизельматьтвою, — выпалил Костя. — Развалились совсем на хрен.

— Разберемся, — туманно посулил Утятьев. — А дрова хоть привезли?

— Хренастые дрова, лучше б вообще не привозили, — помрачнел Костя. — Это ж двухметровые баланы, представляете, мокрые насквозь, эти суки на складе их под открытым небом держали, распроперекудрит их в Христа-веру-богородицу-приснодеву-печень-душу-мать и в трех святителей…

Сроду не слыхал, чтобы ругались так заковыристо. Это была какая-то барочная, несусветно кудрявая брань.

— Ну-ну, Костенька, — Утятьев отечески похлопал истопника по плечу. — Как-нибудь справишься.

— Я ж их пилить не подряжался, мое дело топить, — изливал душу Костя. — И потом, пила есть только двуручная. Давайте мне ножовку или напарника пускай пришлют…

— А что у нас, на складе, неужель ножовок нету?

— Я звонил, они говорят, нету.

— Тогда купи в магазине по чеку, мы оплатим.

— Так ведь нету, нету нигде ножовок, я весь город обегал, так его, и не так, и поперек, и не в мать, — грустно пожаловался Костя.

— Ладно, не плачь, — Утятьев призадумался и повернулся ко мне. — Лева, поможешь человеку дров напилить?