Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга [litres]

Никак не могу вспомнить эту дату – но в моей памяти засела фраза „пушки августа“. Слова эти каким-то образом связаны с войной… все совпадает, я помню, что было тепло, стояло лето – август здесь летний месяц, – когда Дедуля, ваш пращур по матери, дорогуши, объяснял мне на заднем дворе, что такое война и почему мы должны победить.

Едва ли ему удалось мне что-то втолковать, но я запомнил его серьезное лицо, помню погоду (теплую) и время дня (как раз перед ужином). Итак, я жду, что в следующем августе страна объявит войну. Тогда в июле я залягу на дно, поскольку не испытываю интереса к войне. Я знаю, какая сторона победит (та, которую поддерживает это государство), знаю и то, что „война, покончившая со всеми войнами“ – так ее назвали – окончилась жутким поражением и победителей, и побежденных; она привела к Великому коллапсу и заставила меня покинуть эту планету. Я ничем не могу этого изменить. Парадоксов не существует.

Значит, придется залечь в берлогу, пока все не закончится. Тогда почти каждая нация на Земле в конце концов приняла чью-то сторону. Но воевали немногие. И боевые действия широко не распространились, а до тех стран, что расположены к югу отсюда, в Центральной и Южной Америке, вообще не добрались. Туда-то, вероятно, я и отправлюсь.

У меня остался почти год. Здесь легко быть тем, кем отрекомендуешься. Никаких идентификационных карточек, никаких компьютерных кодов, отпечатков пальцев, номеров счетов для уплаты налогов. Учтите, на этой планете в этом „сейчас“ обитает столько же людей, сколько в вашем „настоящем“ живет на Секундусе, и все же на большей части территории страны рождения не регистрируются. Взять хоть меня – я был зарегистрирован только в архивах Семейств… Здесь человек всегда тот, кем себя объявляет, и оставить страну можно без всяких формальностей. Сделать это несколько труднее, чем попасть в нее, но у меня еще много времени, чтобы управиться с делом.

Из предосторожности я должен укрыться на все время войны. Почему? Будет призыв. К черту, не буду даже пытаться объяснить этот термин девицам, которые едва знают, что такое война; но означает он „армию рабов“ – а конкретно в моем случае означает, что мне следовало бы попросить Иштар сделать меня по крайней мере раза в два старше, чем я выгляжу сейчас. Если я чересчур долго здесь задержусь, то рискую стать невольным „героем“ в войне, которая закончилась задолго до того, как я вырос и пошел в школу. Забавная ситуация.

Поэтому я постараюсь накопить денег, хотя бы на пару лет, превратить их в золото (потребуется около восьми кило, невелика тяжесть), а потом в начале следующего июля отправлюсь на юг. Небольшая проблема заключается в том, что сейчас страна ведет малую пограничную войну со своим южным соседом. (На север двигаться нельзя: там страна уже вступила в большую войну.) На востоке океан кишит подводными военными судами; они нападают на все, что плавает. Но на западе океан свободен от подобного зла. Если я сяду на корабль на западном побережье, то смогу остаться вне зоны боевых действий. Тем временем следует приналечь на испанский – он похож на галакт, но симпатичнее. Я найду себе учительницу… нет, Лаз, не горизонтальную. Неужели ты не можешь хоть раз подумать о чем-то другом?

Подумай хорошенько, дорогая, о чем еще следует позаботиться? О деньгах?

Да, о деньгах. В настоящий момент я как раз планирую ими заняться. Страна собирается избрать главу правительства, и на всей Земле только я один знаю, кого изберут. Почему это засело в моей памяти? Ну-ка, поглядите на имя, под которым я зарегистрирован в архивах Семейств.

Вопрос заключается только в том, где найти деньги, чтобы сделать ставку на исход выборов. Свой выигрыш я использую для игры на бирже, которая не будет игрой, так как экономика страны уже перешла на военное положение, и я знаю, что так и останется.

Конечно, мне бы хотелось принимать ставки на исход выборов, а не ставить самому, но последний вариант связан с чрезмерным риском для моей шкуры, так как я не имею необходимых политических связей.

Вы понимаете… нет, лучше для начала я объясню, как устроена местная жизнь.

Канзас-Сити – местечко приятное. В нем есть тенистые улицы, окрестности его очаровательны, а бульвары и парки известны едва ли не всей планете. Великолепная мостовая – раздолье для автомобилей, которые становятся все более популярными. Подавляющее большинство населения этой страны еще месит глину на грязных дорогах, а на хорошо мощенных улицах Канзас-Сити легче встретить самодвижущуюся повозку, чем лошадь, запряженную в телегу.

Город процветает, он сделался вторым по величине рыночным и транспортным центром наиболее производительного сельскохозяйственного района на Земле. Тут тебе и зерно, и говядина, и свинина. Малоаппетитные издержки этой торговли обретают покой в речных водах, а горожане селятся на прекрасных лесистых холмах. В сырое время бывает, что пованивает, когда ветер дует с той стороны – от скотных дворов; в остальные дни – воздух чист, прозрачен и свеж.

Город тихий. Движения особого нет: тишину нарушает лишь стук копыт по мостовой или предупреждающий гонг электрической уличной железнодорожной повозки; играющие дети и то кричат громче.

Галахад проявляет большой интерес к тому, как это общество использует свой досуг, а не к ее экономике. Я тоже, хотя зарабатываю себе на жизнь как придется. Но не играю. Под игрой я подразумеваю не секс. Секс не может занимать слишком много времени у человека, когда он выходит из подросткового возраста (за исключением нескольких странных личностей, подобных сказочному Казанове и, конечно же, Галахаду. Эй, вы… снимите шляпы перед герцогом!).

В 1916 году (ничего из того, о чем я вам рассказываю, не уцелеет через десять лет, а тем более через сотню; эта эпоха уже кончается) типичный горожанин Канзаса занимался привычными играми: проводил время в церкви, с родственниками по крови и браку, обедал, устраивал пикники, играл в различные игры, но не в азартные, просто ходил в гости, разговаривал. Большая часть этих забав ему стоила немного или совсем ничего, за исключением расходов на поддержку церкви, которые здесь выполняют роль общественных клубов, а не только религиозных храмов.

Главным коммерческим увеселением являются так называемые „движущиеся картинки“: когда драматические представления в черно-белом изображении демонстрируются на белой стене. Развлечение новомодное, весьма популярное и очень дешевое – его прозвали „никелевым шоу“, по названию мелкой монеты, взимаемой в качестве уплаты. Такой театр можно найти повсюду, далеко ходить не придется. Подобные формы развлечения и их технологические производные привели – а точнее, еще приведут – к разрушению этой социальной системы в не меньшей мере, чем самодвижущиеся повозки (пусть Галахад выскажет свое мнение об этом), но в 1916 году еще ничего не случилось, и я пока имею дело со стабильным и вполне утопическим обществом.