Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга [litres]

(Но когда рядом отец и восемь детей, а в памяти все моральные представления того времени, четко определяющие «пристойное» и «непристойное», вряд ли пояс Ллиты мог действовать более эффективно.)

Так, давай-ка вытащим все на середину комнаты, и пусть кошка хорошенько обнюхает. «Грех»? Сие понятие, как и понятие «любовь», сложно определить. Оно отдает двумя горькими, но весьма различными ароматами. Первое: нарушение племенного табу. Страсть, которой он воспылал, безусловно, была греховной – и племя, в котором он был рожден, считало ее инцестом в первой степени.

Но для Морин это не инцест.

А для него самого? Он знал, что инцест является религиозной концепцией, а не научной; последние двадцать лет вымыли из памяти последние следы, оставленные этим племенным табу. То, что еще оставалось, можно было уподобить привкусу чеснока в хорошем салате. Морин делалась только еще более соблазнительно запретной (если такое возможно!), но его это не пугало. Он не мог видеть в Морин свою мать, это не отвечало его воспоминаниям о ней ни как о молодой, ни как о пожилой женщине.

Второе понятие «греха» определить было легче – оно не было затемнено туманными концепциями и религиозными табу: грех – это поступки, противоречащие интересам других людей.

Предположим, он останется здесь и каким-нибудь образом сумеет залучить в постель Морин при полном ее согласии. Будет ли она сожалеть об этом потом? Ведь это же адюльтер. Здесь к такому явлению относились серьезно.

Но Морин была говардианкой, одной из самых первых, – а основой брака между говардианцами всегда был денежный контракт, который оба партнера заключали с открытыми глазами. Фонд выплачивал деньги за каждого ребенка, родившегося от такого союза. Так что Морин отработала свой контракт: она родила уже восьмерых, получила за них и должна была оставаться в продуктивном состоянии еще лет пятнадцать. Что, если для нее адюльтер – всего лишь нарушение «контракта», а не «грех»? Он не знал.

Но речь не об этом, дружок; дело в том, что тебя может остановить только одно – а на сей раз не проконсультируешься ни у Иштар, ни у другого генетика. Впрочем, учитывая препятствия, которые придется преодолеть, шансы на плохой исход весьма невелики. Но риск тем не менее есть, а Лазарус никогда не шел на него: незачем плодить дефективных детей.

Эй, минуточку! Такой исход невозможен, ведь ничего подобного не случилось. Он знал всех своих сестер и братьев: и уже живущих, и еще не рожденных тогда – дефективных среди них не было. Ни одного. Значит, нет никакой опасности.

Но это основано всего лишь на предположении, что твоя гипотеза «парадоксов не существует» является законом природы. А ведь ты давно знаешь, что сама твоя гипотеза содержит в себе парадокс, о котором ты умолчал, чтобы не испугать Лаз, Лор и других членов твоей «настоящей» семьи. Идея о том, что свободная воля и предопределение представляют собой два аспекта одной и той же математической истины и что разница между ними лишь лингвистическая, а не семантическая. И следовательно, твоя собственная свободная воля не может изменить ход событий в данном «здесь и сейчас», потому что твои свободные воля и действия «здесь и сейчас» уже стали причиной того, что сложилось в более позднем «здесь и сейчас».

Что, в свою очередь, вытекало из солипсизма, который ты исповедовал с тех пор, как помнил себя. Паутина, кругом паутина!

Лазарус, ты даже не знаешь, какие беды можешь на себя навлечь.

Поэтому прекрати! Немедленно убирайся из города и никогда не возвращайся в Канзас-Сити. Иначе, быть может, тебе и удастся спустить с Морин трусы, а потом она будет тяжело дышать и помогать тебе. Что будет дальше – один Аллах знает. Но исход может оказаться трагичным и для нее, и для других, в том числе и для тебя, глупый жеребец. Одни только яйца – и ни капли мозга! Дождешься, отстрелят тебе задницу напрочь, как предсказывали близнецы.

Но если ты больше не будешь встречаться со своей семьей, нет смысла дожидаться в Южной Америке окончания войны. Ты уже досыта нагляделся на эту обреченную эпоху – так попроси же девиц немедленно забрать тебя домой.

Неужели у нее действительно такая тонкая талия? Или она зашнуровала ее?

Ерунда, не важно, как она сложена. С ней, как с Тамарой, – любые подробности не имеют значения.

«Дорогие Лаз и Лор!

Дорогие мои, я изменил планы. Я повидал мою первую семью, и мне больше нечего делать в этой эре. Нет ничего такого, ради чего стоило бы отсиживаться два года в стоячей воде и ждать, пока война дойдет до своего кровавого и бесполезного конца. Поэтому я прошу вас подобрать меня сейчас возле кратера. Забудьте о Египте – туда я не смогу попасть.

Под „сейчас“ я подразумеваю 3 марта 1917 года по григорианскому календарю. Повторяю: третий день марта одна тысяча девятьсот семнадцатого года, григорианский календарь, у кратера метеоритного происхождения в Аризоне. Я столько расскажу вам при встрече. Тем временем…

С вечной любовью,

Лазарус».

Или это ее голос? Или запах кожи? Или что-то еще?

« 27 марта 1917 г. григ.

Дорогое мое семейство!

Повторяю основное сообщение: я попал сюда на три года раньше срока 2 августа 1916 года, – но по-прежнему хочу, чтобы меня подобрали ровно через десять лет после высадки, а именно 2 августа 1926 года. Повторяю: двадцать шестого. Основное и альтернативное места рандеву сохраняются соответствующими базовым данным. Пожалуйста, убедите Дору в том, что причиной всего этого явилась скверная исходная информация, мною предоставленная, и она тут ни при чем.

Я провожу время самым удивительным образом. Привел в порядок дела, после чего вступил в контакт с моим прежним семейством, встретившись со своим дедом (это Айра Джонсон, Айра); познакомился сначала с ним, а потом, используя наглую ложь и явное фамильное сходство, втерся в доверие. Дедуля убежден, что я – незарегистрированный в архивах сын его покойного брата. Не я подал ему такую мысль; это его собственная идея. К счастью, все сложилось вполне удачно, и теперь я – „давно пропавший кузен“ в своем старом доме; я не живу там, но меня всегда рады видеть, чему и я весьма рад.

Позвольте мне рассказать, как обстоят дела в семье, поскольку все вы происходите от этих троих: Дедули, мамы и Вуди.

О Дедуле я уже достаточно порассказал, поищите среди того мусора, который кроит Джастин. Джастин, не меняй ничего, только учти, что Дедуля оказался не двух метров ростом и не высечен из гранита; он почти такой же, как я сам. Стараюсь проводить с ним каждую минуту, которую он мне уделяет, а именно – играю с ним в шахматы несколько раз в неделю.

Теперь мама . Возьмите Лаз или Лор, добавьте пять кило в подходящих местах, пятнадцать земных лет и куда большее чувство собственного достоинства (нечего-нечего, придержите свои дрожащие подбородки!). Еще волосы до талии, всегда завитые на концах. В остальном я не знаю, на кого похожа мама, поскольку видел только ее голову и руки (это объясняется любопытным здешним обычаем всегда и повсюду носить одежду, полностью закрывающую тело). Если говорить о теле, то у мамы тонкие лодыжки (однажды я сумел это заметить). Но я не смею слишком приглядываться, иначе Дедуля вышвырнет меня из дому.