Курт Воннегут - Времетрясение [litres]

Они решили тянуть жребий: кто вытянет короткую соломинку, тот и возьмет на себя готовку, пока все остальные будут охотиться с утра до вечера. Чтобы анекдот получился еще смешнее, Фред сказал, что короткую соломинку вытянул мой отец. Папа, кстати, умел готовить, а мама – нет. Она гордилась тем, что не умеет готовить, и никогда не моет посуду, и т. д., и т. п. А я любил ходить в гости к другим ребятам, чьи мамы готовили и мыли посуду.

Охотники договорились, что если кто-нибудь раскритикует папину стряпню, он сам и займется готовкой. Поэтому папа готовил все хуже и хуже, пока остальные вовсю развлекались в лесу. Но каким бы противным ни был состряпанный папой ужин, все остальные его нахваливали, хлопали папу по плечу и всячески выражали свое удовольствие.

И вот как-то утром, когда все ушли, папа нашел кучку свежего лосиного дерьма. И пожарил его на машинном масле. А вечером подал на ужин под видом котлет.

Первый, кто это попробовал, тут же выплюнул угощение. И его можно понять! Он прохрипел: «Господи Боже! На вкус – прямо лосиное дерьмо на машинном масле!»

И тут же добавил: «Но вкусно! Да, очень вкусно!»

Думаю, мама выросла такой неумехой, потому что ее отец, Альберт Либер, пивовар и биржевик, считал, что в Америке скоро появится аристократия европейского толка. А в Европе считается – а значит, по мнению деда, будет считаться и здесь у нас, – что жены и дочери истинных аристократов и не должны ничего уметь. Они созданы не для пользы, а исключительно для красоты.

Думаю, я ничего не потерял от того, что не стал писать книгу об Альберте Либере, о том, что в каком-то смысле именно он виноват в мамином самоубийстве накануне Дня матери в 1944 году. Американцы немецкого происхождения, живущие в Индианаполисе, мало кому интересны. В литературе таких типажей в принципе не существует. Ни в одной книге, ни в одном кинофильме, ни в одной пьесе еще ни разу не появлялись подобные персонажи – даже в роли злодеев, не говоря уже о положительных героях. Мне бы пришлось прописывать их с нуля.

Ну, да! Больно надо!

Известный критик Г. Л. Менкен, сам – американец немецкого происхождения, проживший всю жизнь в Балтиморе, штат Мэриленд, однажды признался, что ему сложно читать романы Уиллы Кэсер. Как он ни старался, он так и не смог подвигнуть себя на то, чтобы проявить пусть даже поверхностный интерес к жизни чешских иммигрантов в Небраске.

И я его понимаю.

Чтобы вам было понятно, о чем идет речь: первая жена моего деда Альберта, тезка моей сестры Элли, Алиса Либер, урожденная Барус, умерла при родах своего третьего ребенка, моего дяди Руди. Моя мать была первым ребенком. Вторым ребенком был дядя Пит, которого выгнали из Массачусетского технологического института за хроническую неуспеваемость, но который потом все-таки приобщился к науке: произвел на свет физика-ядерщика, моего кузена Альберта, который сейчас живет и работает в Дель-Маре, штат Калифорния. Кузен Альберт сообщает, что он ослеп.

Он ослеп не из-за радиации. На то были другие причины. Это может случиться с каждым, хоть с ученым, хоть с кем. Сын кузена Альберта, кстати, тоже ученый. Но не физик-ядерщик, а компьютерный гуру.

Как любил говорить Килгор Траут: «Жизнь продолжается!»

Так вот, отец моей матери, пивовар, влиятельный человек среди республиканцев, бонвиван из новой аристократии, после смерти своей первой жены женился на скрипачке. Как оказалось, она была ненормальной – в прямом, клиническом смысле слова. Посмотрим правде в глаза! У женщин такое бывает! Она пламенно ненавидела его детей. Ревновала его к ним. Она хотела, чтобы он принадлежал только ей. У женщин такое бывает!

Эта женщина, исчадие ада, которая виртуозно играла на скрипке, издевалась над мамой, дядей Питом и дядей Руди – причем и физически, и морально – с такой изощренной жестокостью, что они до конца своих дней не оправились после тех детских обид. И так продолжалось все время, пока дедушка Либер с ней не развелся.

Если бы кому-то было интересно читать о богатых американцах немецкого происхождения, поселившихся в Индианаполисе, если бы книги с такими героями пользовались хоть каким-нибудь спросом, я бы как нечего делать настрочил многотомный роман-эпопею, в котором бы безоговорочно доказал, что мой дед фактически убил мою мать, пусть даже медленно и не сразу – убил своим давним предательством.

«Дзинь-дзинь, мудила!»

Рабочее название: «Унесенные ветром».

Когда мама выходила замуж за папу – молодого архитектора со скромными средствами, – политики, хозяйки светских салонов и прочие сливки общества американцев немецкого происхождения в Индианаполисе надарили им на свадьбу целые горы хрусталя, дорогих тканей, фарфора, серебра и даже какое-то золото.

Прямо сокровища из «Тысячи и одной ночи»!

Ну, да: чтобы никто даже не сомневался, что и в Индиане есть своя потомственная аристократия с ее бесполезными фамильными побрякушками, которые были ничуть не хуже, чем у этих напыщенных болванов из Старого Света.

Во время Великой депрессии все эти богатства, с моей точки зрения и с точки зрения брата, и сестры, и отца, превратились в никчемный хлам. Я даже не знаю, где они теперь: разлетелись по всей стране, как мои одноклассники из Шортриджской средней школы 1940 года выпуска.

Auf Wiedersehen.

У меня всегда были сложности с тем, как закончить рассказ, чтобы читатели остались довольны. В реальной жизни, в точности как во время повторного десятилетия после времетрясения, люди не меняются, не учатся на своих ошибках и не извиняются. Герои рассказа должны совершать как минимум два из трех перечисленных действий. В противном случае этот рассказ можно смело нести на помойку. Например, выкинуть в мусорный бак, прикованный цепью к пожарному гидранту перед зданием Американской академии искусств и литературы.

Ладно, с этим я худо-бедно справлялся. Но после того, как мои персонажи менялись, и/или чему-то учились, и/или извинялись за свои ошибки, они принимались топтаться без дела, растерянно ковыряясь в носу. Я не знаю, как четко и ясно сказать читателю, что представление закончилось.

В пору незрелой зеленой юности, когда я был неопытен и наивен в своих суждениях и вообще не просил, чтобы меня рожали, я спросил совета у своего тогдашнего литагента, который в то время работал редактором литературной рубрики в одном солидном журнале и сценарным консультантом в Голливуде. Так вот, я спросил у него, как закончить рассказ, не прикончив всех действующий лиц?

Он сказал: «Мальчик мой, нет ничего проще: Герой садится на лошадь и скачет в закат».

Спустя много лет этот человек покончит с собой, застрелится из дробовика.