Курт Воннегут - Времетрясение [litres]

Я мог задать его папе тот же самый вопрос. Время мы выбирали самое неподходящее. Например, на торжественной церемонии вступления новых студентов в братство, я шептал ему на ухо: «А ты, случайно, не член черепашьего клуба?» И ему приходилось орать во весь голос: «ДАЮ ЖОПУ НА ОТСЕЧЕНИЕ, ДА!»

Еще один старый анекдот: «Привет, меня зовут Сполдинг. Наверняка вы гоняли мои шары». Теперь это уже не смешно, потому что компании «Сполдинг», когда-то ведущего производителя бильярдного оборудования, больше не существует. Как не существует и «золотоносного» пива Либера, когда-то любимого «средства для расслабухи» на всем Среднем Западе. Как не существует и фирмы «Скобяные товары Воннегута», когда-то производившей и продававшей добротные, прочные и в высшей степени полезные штуки.

Фирма, производившая скобяные товары, тихо загнулась сама собой, не выдержав противоборства с более хваткими и оборотистыми конкурентами. Пивоварня в Индианаполисе закрылась из-за Восемнадцатой поправки к Конституции США, принятой в 1919 году. Эта поправка вводила запрет на производство, транспортировку и продажу спиртных напитков на всей территории США.

Кин Хаббард, юморист из Индианаполиса, сказал, что «сухой закон все же лучше, чем полное отсутствие спиртных напитков». Сухой закон отменили только в 1933 году. К тому времени бутлегер Аль Капоне заправлял всем Чикаго, а Джозеф П. Кеннеди, отец будущего и впоследствии убитого президента, стал мультимиллионером.

Рано утром, на следующий день после открытия нашей с Джо Петро Третьим выставки в Денвере – это было воскресенье – я проснулся у себя в номере, в старейшей гостинице города под названием «Оксфорд». Как ни странно, но я сразу понял, где нахожусь и как сюда попал. Хотя вечером накануне изрядно надрался дедовским пивом.

Я оделся и вышел на улицу. Было раннее утро, все еще спали. На улице не было ни души. Ни людей, ни машин. Если бы именно в этот момент нас всех снова накрыло свободой воли, и я бы упал, потеряв равновесие, меня бы никто не задавил.

Когда нас снова накроет свободой воли, лучше всех, я так думаю, будет пигмеям-мбути в диких джунглях Заира в Африке.

В двухстах ярдах от моей гостиницы располагалась практически мертвая оболочка того, что когда-то было живым сердцем города. Я имею в виду железнодорожный вокзал. Его построили в 1880 году. Сейчас на нем делают остановку всего лишь два поезда в день.

Я сам такой древний, что еще помню дивную музыку шипящего пара и раскатистый грохот паровозов, их протяжные печальные свистки, равномерный перестук колес на стыках рельсов. Я еще помню, как из-за доплеровского эффекта меняется тон предупредительных сигналов на переезде, когда твой вагон пролетает мимо шлагбаума.

Я также помню историю рабочего движения. Кстати, в Америке первые результативные забастовки – когда рабочим удалось добиться повышения зарплаты и значительного улучшения условий труда – прошли именно на железных дорогах. Потом к железнодорожникам подключились шахтеры, сталевары, текстильщики и т. д. Немало крови пролилось в этой борьбе, которую большинство американских писателей моего поколения считали не менее достойной, чем борьбу с иноземными захватчиками.

Мы были полны оптимизма, мы верили, что после Великой хартии вольностей, Декларации независимости, Билля о правах, Прокламации об освобождении и Девятнадцатой поправки к Конституции, принятой в 1920 году и давшей женщинам избирательные права, у нас должна появиться какая-то программа для установления экономической справедливости. Это был бы логичный следующий шаг.

Даже сейчас, в 1996 году, я в своих выступлениях предлагаю ввести в Конституцию следующие поправки:

Двадцать восьмая поправка: Каждый новорожденный должен быть окружен искренним вниманием и заботой вплоть до его совершеннолетия.

Двадцать девятая поправка: Каждый совершеннолетний гражданин, который нуждается в средствах к существованию, должен быть обеспечен нормальной работой с заработной платой в размере не меньше прожиточного минимума.

Но вместо этого мы создали – как потребители, наемные работники и вкладчики – лишь горы бумаги такой запредельной ценности, что горстка людей, которые распоряжаются этими бумажками, может класть миллионы и миллиарды себе в карман без ущерба для всех остальных. Вроде как.

Многие из моего поколения глубоко разочарованы.

Хотите верьте, хотите нет, но Килгор Траут, который, пока не попал в «Занаду», вообще никогда не был в театре и не видел ни одного спектакля, не только сочинил пьесу, когда вернулся со Второй мировой войны, но еще и оформил авторские права ! Я только что получил ее в электронном виде из фондов Библиотеки Конгресса. Пьеса называется «Старый сморчок, верный домашний слуга».

Это как будто подарок мне на день рождения от моего компьютера, который стоит у меня в «Занаду» в номере имени Синклера Льюиса. Ура, ура! Вчера было 11 ноября 2010 года. Мне исполнилось восемьдесят восемь, или девяносто восемь, если считать добавочное десятилетие. Моя жена, Моника Пеппер Воннегут, говорит, что восемьдесят восемь – это очень счастливое число, и девяносто восемь – тоже. Она просто повернута на нумерологии.

15 декабря моей милой дочери Лили исполнится двадцать восемь! Кто бы мог подумать, что я до этого доживу?!

«Старый сморчок, верный домашний слуга» – это пьеса о свадьбе. Невеста, Мирабиле Дикту [14] Mirabile dictu (лат.) – странно сказать, удивительно. Также возглас удивления и потрясения: «О, чудо!». – Примеч. пер. – наивная девственница. Жених, Флагранте Деликто [15] Flagrante delicto – часть латинского выражения In flagrante delicto («в пылающем преступлении»). Юридический термин, означающий, что преступник был пойман с поличным, на месте преступления. – Примеч. пер. – бездушный бабник.

Сотто Воче [16] Sotto voce (итал.) – вполголоса, шепотом, очень тихо. – Примеч. пер. , гость на свадьбе, стоящий с краю, шепчет на ухо своему соседу: «Лично я предпочитаю не суетиться со всеми этими церемониями. Я просто нахожу женщину, которая меня ненавидит, и дарю ей дом».

Его собеседник отвечает, глядя на жениха, который целует невесту: «Все женщины – психопатки. Все мужчины – придурки».

Верный домашний слуга, тот самый старый сморчок, давший название пьесе, тихо плачет, стоя за кадкой с фикусом. Его зовут Скротум [17] Scrotum (лат.) – мошонка. – Примеч. пер. .

Монику до сих пор мучает вопрос, кто оставил дымящуюся сигару прямо под датчиком пожарной сигнализации в картинной галерее академии буквально за пару минут до того, как нас всех снова накрыло свободой воли. Прошло почти десять лет! Какая разница, кто это был? Что изменится, если мы это узнаем? И зачем нам вообще это знать? Зачем нам знать, что это за белая штука в птичьих какашках?