Энтони Берджесс - Семя желания [litres]

– Вы о чем? – терпеливо повторил его вопрос капитан. – Что такое «Межфаза»?

– Ну конечно, – отозвался Тристрам. – Вы же не историк, верно? О науке историографии даже не слышали. Вы просто наемный громила с карманами, набитыми синтешоком. – Он срыгнул, вид у него сделался зеленый. – Межфаза началась, когда вы, наемные громилы, стали с пушками расхаживать по улицам. Дайте мне еще, мать вашу! – Он злобно повернулся к сокамернику. – Это было мое, а вы съели. Это мне полагалось, черт бы вас побрал!

Он слабо врезал Блаженному Амброзу Бейли, который, сложив руки и воздев очи горе, произнес:

– Отец, прости им, ибо они не ведают, что творят.

Тристрам, задыхаясь, сдался.

– Хорошо, – сказал капитан. – Теперь мы знаем, когда принять меры. Вы можете надеяться, знаете ли, на губительный позор для брата и наказание для жены.

– О чем это вы? О чем вы говорите? Наказание? Какое наказание? Если вы за мою жену собираетесь взяться, оставьте эту дрянь в покое, слышите меня? Она не ваша жена, а моя. Я по-своему с ней разберусь. – Без тени стыда он начал хныкать: – О, Беатри, Беатри! Почему ты не вызволишь меня отсюда?

– Вы, конечно, понимаете, что вы здесь по вине своего брата?

– Меньше слов, больше синтешока, наглый вы тупица! – фыркнул Тристрам. – Ну же, давайте сюда!

– Пропитания из любви к небесам! – тоненько присоединился Блаженный Амброз Бейли. – Не забывайте про слуг Божьих в дни вашего благоденствия.

Упав на колени, он вцепился в лодыжки капитана, едва не повалив его наземь.

– Надзиратель! – крикнул капитан.

– И ребенка моего оставьте в покое, – потребовал Тристрам. – Это мой ребенок, вы, маньяк-детоубийца! – Немощными кулачками он начал молотить по ногам капитана как в дверь. – Мой, свинья! Мой протест, мой вызов грязному миру, вы, грабитель!

Быстрыми длинными руками мартышки он начал обыскивать капитана в поисках синтешока.

– Надзиратель! – крикнул, отбиваясь, капитан.

Блаженный Амброз Бейли ослабил захват и подавленно уполз назад на нары.

– Пять «Отче наш» и пять «Аве Мария», – безразлично сказал он, – сегодня и завтра в честь нашего Цветочка. Иди с миром, и благослови тебя Бог.

Смотритель явился с веселым вопросом:

– Никаких хлопот вам они не доставили, а, сэр?

Руки Тристрама упали, не в силах больше обыскивать.

– Вот этот, – кивнул на него надзиратель, – сущий ужас был, когда к нам попал. Никакого толку было от него не добиться, он у нас сущий уголовник. Теперь присмирел, верно? – спросил он с толикой гордости.

Тристрам рухнул в углу бормоча:

– Ребенок мой, ребенок мой, ребенок мой…

И под эту литанию капитан, нервно улыбаясь, отбыл.

В конце декабря в Бриджуотере, Сомерсет, Западная провинция, на мужчину средних лет по имени Томас Уортон, который вскоре после полуночи возвращался домой с работы, напали подростки. Они его зарезали, раздели, насадили на вертел, поджарили, разделали, разложили по тарелкам – все в открытую, без тени стыда – на одной из городских площадей. А поскольку общественный порядок никак нельзя было нарушать, голодную толпу, которая громогласно требовала своей доли («Ну хоть кусочек!»), разогнали дубинками жующие и капающие салом серомальчики. В Тирски, Норт-Райдинг, три паренька – Альфред Пиклс, Дэвид Огден и Джекки Пристли – были забиты насмерть кувалдой в темном проулке и через задний двор утащены в ничем не примечательный дом. Две ночи на улице витал дым барбекю. В Сток-на-Тренте лишенный филейных частей труп женщины (позднее опознанной как Мария Беннетт, старая дева двадцати восьми лет) внезапно разулыбался из-под сугроба. В Гиллингеме, Кент, Большой Лондон, на задней улочке открылась захудалая столовая, где по ночам гудел гриль и куда любили захаживать сотрудники обоих полицейских ведомств. Кое-где в не реформированных еще местечках на побережье Саффолка ходили слухи об обильных рождественских блюдах с хрустящей корочкой.

В Глазго на Хогманай [13] Праздник Нового года в Шотландии, который отмечается с 30 декабря по 2 января и считается самыми долгими новогодними торжествами в Европе. секта бородачей, объявивших себя поклонниками Ниалла Девять Заложников [14] Полулегендарный Верховный король Ирландии, известный среди прочего тем, что захватил в плен святого Патрика и косвенно содействовал тому, что в Ирландию пришло христианство. , приносила многочисленные человеческие жертвы, возлагая кишки на алтарь некоего сожженного и потом обожествленного адвоката, а мясо для себя. В Керколди, где нравы всегда были грубее, состоялось множество частных празднеств с музыкой и танцами, где подавали сандвичи с мясом.

Новый год начался с историй о робкой антропофагии в Мэрипорте, Ранкорне, Берслеме, Западном Бромвиче и Киддерминстере. Потом клыки показал вдруг и сам столичный метрополис: некто по имени Эймис перенес варварскую ампутацию руки неподалеку от Кингсвейя; журналиста С. Р. Корка сварили в старом бойлере возле Шепердс-Буша; учительницу мисс Джоан Уэйн зажарили по частям.

Так поговаривали. Не было никакого истинного способа проверить правдивость этих историй: они вполне могли быть плодом голодного бреда. В частности, одна была настолько неправдоподобной, что бросала тень сомнения на все остальные. Из Бродика на острове Арран у западного побережья Шотландии сообщили, что на одном таком пиру за всеобщим неумеренным обжирательством человечиной последовала гетеросексуальная оргия в красноватом свете шипящих от жира костров и что на следующее утро видели, как из утоптанной земли пробилось растение, известное как козлобородник. В такое – ни в коем случае и при самом большом умственном усилии – никак нельзя было поверить.

У Беатрис-Джоанны начались схватки.

– Бедная старушка, – ворковал Шонни. – Бедная, бедная старушка.

Бок о бок с женой и свояченицей он стоял тем ясным, но промозглым февральским днем в свинарнике Бесси, заболевшей свиньи. Всей своей огромной плотью, обвислой мертвенно-серой тушей Бесси лежала на боку, слабо похрюкивая. Ее видимый бок, странно крапчатый, вздымался, словно ей снилась охота на коренья. На панкельтские глаза Шонни навернулись слезы.

– Черви в ярд длиной! – горевал он. – Жуткие живые черви… Почему червю положена жизнь, а ей нет? Бедная, бедная, бедная старушка.

– Да перестань же, Шонни, – шмыгнула носом Мейвис. – Надо ожесточиться сердцем. В конце концов это только свинья.

– Только свинья? Только свинья?! Она выросла с детьми, благослови боже старушку. Она была членом семьи. Она, не скупясь, приносила поросят, чтобы мы могли пристойно питаться. Она получит, Господь сохрани ее душу, христианские похороны.