Дмитрий Федотов - Сказки мегаполиса

— А ты-то что разволновался?

— Да так, что-то разволновался. Один едешь?

— Пока да. Дня через три-четыре Васька Эстэл подъедет в помощь.

— А что ты его сразу не берешь? Вдвоем оно как-то естественней.

— Да опять этот пенсионер-общественник припер новое диво, утомил уже своим упорством. Ваську оставляю с ним разобраться.

— Это Потапыч что ли? Его лучше не обижать, — Васька покачал головой. — Боже мой, боже мой! Развелось этих ихтиозавров, спасу нет. Да все активные какие-то! Дожил до пенсии — сиди отдыхай. Нет, прут. Откуда только бодрость берется?!

Зазвонил телефон. Арсений вышел в комнату, через некоторое время позвал:

— Санька, тебя!

Санька взял трубку:

— Что? Черт, забыл! Все бегу, бегу, — он бросил трубку и обратился к Арсению, — да, брат, здесь такие дела! Куда там твоему Месту. Я удаляюсь, но остаюсь в надежде, что по приезде сэр известит досточтимого сэра и позволит, тэк cкать, визит вежливости…

— Слушай, пошел ты, герр, или как там тебя…

— Понял. Не надо. Дальше не надо. До новых встреч! — заключил Санька и испарился.

— Ты, Арсений Валерьич, уже больше меня, поди, про наше Место знаешь? А все спрашиваешь. Сам же там все излазил да перекопал. Зачем ты землю-то с собой нагрузил? Исследовать? И воду тоже? Ну да, ну да, исследуй, ежели положено. Да только, сдается мне, не то ты исследуешь. В лесу видишь, а под носом нет. Это я так, не обижайся. Историю тебе еще какую рассказать? Ладно уважу. Расскажу тебе сказку… Какую же? А хотя бы вот эту.

У деда моего было пять сестер и пять братьев. Семья большая, да только в лесу иначе нельзя, помощники нужны. Отца они рано лишились. Угнали его в рекруты. Лоб забрили, под барабаны поставили. Ушел он в рекрутчину, как в могилу. Дед в то время совсем еще вьюнош был, однако за старшего в доме остался. Жили они поживали, досыта не наедались, а и с голоду не умирали. Только захворала самая младшая сестра. Вначале недомогать стала, а потом и навовсе слегла. Лежит — неможет, а что болит не скажет. Пытались сами лечить, да где там… Горит, как свеча. Тяжело болеть, а тяжеле того над болью сидеть. Порешили выписать лекаря из губернии. Приехал эдакий толстячок. Посмотрел сестру, послушал, по коленкам постукал, а потом непонятно так говорит:

— Женские болезни догадки лечат. Сдается мне, что ваша сестра всем корпусом нездорова. Мы, конечно, трубочиста пустим и Франц-хераус сделаем, да только не поможет это. Можно спытать одно хитрое средство — французское аль германское (я, Валерьич, не помню какое), только больно уж оно дорогое. Наша инперия за него золотом платила. Хватит денег у вас, али нет?

Дед отвечает:

— Денег нет. А ежели инперия золотом платила, нельзя ли и нам золотом рассчитаться?

Лекарь усмехнулся:

— Извольте, — говорит, — ежели имеете.

Тогда дед и подает ему самородок. У толстяка глаза на лоб полезли. Растопырил курятник, слово вымолвить не может. Потом попробовал самородок на зуб и спрашивает:

— Где же это вы раздобыли эдакую невидаль?

Дед — человек простой, скрывать не стал: «У Емельяновой, — говорит, — ловушки обнаружил.»

— Ты, Валерьич, был там, али нет? Не был? Ну и не ходи туда без крайней надобности. Место уж больно тревожное. За Большим Камнем стоит скала. Походит она на замок заброшенный. В народе его Дьявольским кличут, потому как происходит там всякая чертовщина. Жил у нас в деревне Емельян, болтун и бездельник. Все ходил да не в свое дело нос совал, а уж как станет врать, так завирает, что дома не ночует. Семерых посади — всех до смерти заврет. Так и с этой ловушкой получилось. Стал он болтать, что ему к Дьявольскому замку сходить, что плюнуть. Народ смеется, не верит. Емельян себя кулаком в грудь стучит, еще пуще развирается. «Да я, — говорит, — уже был там, и не раз! Об заклад бьюсь, что схожу к Дьявольскому замку и погляжу, что там внутри делается!» Стали мужики его отговаривать, не суйся, мол, пропадешь ни за грош. Да где там. Емельян в раж вошел, себя не помнит. Взял с собой двух мужиков, заместо свидетелей вроде, и поперся. Мужики те, как вернулись, рассказывали: пришли они к замку — Емельян и сунулся в эту безобразию. Не знаю, как и назвать ее, дыра — не дыра, колодец — не колодец. Только, сказать тебе, засасывает та дыра не хуже трясины, попал — не выберешься. Так Емельян там и сгинул. С тех пор ее Емельяновой ловушкой называть стали.

Про то место дед лекарю и сказал. Тот усмехнулся и уехал. На следующий день, однако, привез склянку с лекарством и заявляет: «Мало, — мол, — вы мне заплатили. Добавить надобно деньгами, или опять же золотом».

Дед отвечает, что надо опять к Емельяновой ловушке идти. А лекарь ему: «Ежели вы один боитесь, я с вами пойду».

Дед разговаривать не стал боле, собрался и пошел, а толстяк за ним увязался. Не знаю уж как, только достал дед золото. Отдал лекарю, тот и уехал, не простившись. Правда, до самого Замка дед лекаря не допустил. Оставил его у Большого Камня, а к ловушке один ходил.

Пронюхал про это дело Бонифат. Помнишь, я тебе рассказывал про него. Друг полицмейстера. Явился он. Ходит, везде заглядывает, как собака в кувшин.

— Правда, — спрашивает, — что ты наловчился золото из ловушки таскать?

Дед отвечает:

— Правда-то правда, только не стоит из-за этого головой рисковать.

Стал Бонифат его уговаривать:

— Давай, Тимофеич, сходим еще раз? Денег наживем — без нужды проживем. Ассигнациями будем трубки раскуривать.

А дед отказывается:

— Лишние деньги — лишние заботы.

Бонифат разозлился:

— Дурак ты, — говорит, — братец! Можно же целое состояние сколотить!

Да только не согласился дед. Так Бонифат ни с чем и убрался. Только, видать, не успокоился. Не давали ему чужие деньги покоя. Взял он своих работников и к Емельяновой ловушке направился. Не знаю, сколько они ездили, только вернулись работники без хозяина. Глаза от страха — по царскому рублю. Рассказывают, заикаются: нету, мол, больше Бонифата. Полез он в Ловушку, а они его за веревку держали. Только нырнул Бонифат в этот колодец, будто и не было вовсе никакой веревки, одни ноги мелькнули. Дед сплюнул и сказал: «Собаке — собачья смерть! Сказано же было — не суйся!».

Забыли люди про Бонифата, как вовсе его не было. А однажды у Большого Камня лекарский экипаж нашли. Тоже, наверное, не выдержал дядя. Золота захотелось. Да только верно сказывают, тяжело нагребешь — домой не унесешь. Такая вот история. Да! Сестра дедова поправилась все-таки. То ли средство помогло, то ли еще чего? А как дед золото доставал? Ну, Валерьич, разве ж я знаю? На то и сказка. Может, и враки все это. Ладно, всего не переговоришь, давай укладываться.

Арсений зачерпнул озерной воды, и она тяжелыми, темными каплями просочилась сквозь пальцы. «Васька сам не вернется, — вдруг отчетливо понял он. — Дождался? Нужно было уже давно возвращаться в Центр». Стряхнув с ладони оставшуюся влагу, Арсений медленно побрел к лагерю.