Александра Бракен - Темные отражения. Немеркнущий [litres с оптимизированной обложкой]

Парень покачал головой.

Я почувствовала, как в горле вспыхнул крик. НЕ ОН. Не Лиам. Пожалуйста, не забирай его тоже. И я задумалась: чувствовали ли именно это все родители, когда существование ОЮИН открыто признали, а им сказали, что в девяносто восьми процентах случаев их дети умрут, что бы они ни предпринимали.

– Когда выдвигаешься? – спросил Толстяк. – И кто идет с тобой?

– Через пару часов, – ответила я. – Берем почти всех из охотничьих групп, но несколько ребят останутся с вами. И Вайда.

Картина перестрелки в мыслях того парня заставила меня обеспокоиться, как бы и другие не стали вынашивать планы вернуться ночью в свой прежний дом. Если они окажутся настолько глупы, чтобы попытаться, то за труды им гарантированы серьезные травмы и другие болезненные последствия.

– И как это должно утешить? – поинтересовался он.

Вайда потянулась назад, пытаясь стукнуть его по любому месту, до которого достанет.

– Все, хватит! – объявила она, вскакивая. Полосы рубашки, которые Толстяк нарезал, чтобы замотать ей ожоги, посыпались с его коленей, когда он бросился было за ней. Мы наблюдали, как девушка, спотыкаясь, выскочила из огненного круга. И с каждым ее неуклюжим движением глаза Толстяка сужались. Когда Вайда растворилась среди других детей, толпившихся вокруг нас, он медленно повернулся ко мне.

– Да, – кивнула я. – Ты должен пойти за ней.

Парень недоуменно приподнял брови.

– Она может подхватить заражение, – напомнила я ему.

– Она и святого до греха доведет. Вроде нанесения десятка смертельных колото-резаных ран.

– Хорошо, что ты не святой.

Толстяк встал, подталкивая полотенце и ведро с теплой водой ко мне, и показал на ряды больных детей за нами.

– Вернусь через пять минут. Хочешь помочь – попытайся их напоить.

Я двинулась вдоль постелей больных, вырывая их из горячечных снов, поднося пластиковую кружку к губам. Все, что оставалось – это силой открывать им рот и вливать воду в горло: только так удавалось заставить их глотать. Я старалась как могла, протирая их лица тряпкой, задавая вопросы, начиная с «Очень больно?» и заканчивая «Ты чувствуешь себя хуже, чем вчера?».

Только один из детей смог ответить. «Да, – прошептала она. – Да». На каждый вопрос – болезненное, тихое «да».

Резкий кашель приковал мой взгляд к знакомой копне всклокоченных волос. Силясь отбросить синее детское одеяло, он пытался приподняться на локтях, грудь тяжело вздымалась. Меня беспокоили частые, неглубокие вдохи и то, как мышцы дрожали под тяжестью его веса.

– Стой, – выговорила я, устремляясь к нему, – пожалуйста… все хорошо, просто ложись обратно…

Покрасневшие, окруженные синяками глаза Лиама широко распахнулись. Руки под ним подломились, и я мгновенно подхватила парня и аккуратно уложила обратно. Он не сводил взгляда с моего лица, глаза от высокой температуры стали бледнее, прозрачнее – стекляннее.

– Осторожнее, – пробормотала я. После прикосновения к горячей коже мои руки показались мне такими холодными и такими пустыми, когда я их отняла.

– Что происходит? – прошептал Лиам, изо всех сил старясь сглотнуть. – Что… случилось?

– Толстяк просто за чем-то отошел, – тихо объяснила я. – Он скоро вернется.

Лиам слабо кивнул, с тихим вздохом закрывая глаза. Я потянулась убрать отросшие завивающиеся волосы ему со лба, когда он повернулся ко мне, снова распахивая веки:

– Ты… ужасно красивая. Как тебя… зовут?

Слова вылетали с душераздирающими хрипами и свистом, но меня так поразила их осмысленность, что потребовалось несколько драгоценных мгновений, чтобы ответить.

– Руби, – повторил он теплым ласковым тоном с переливами южного акцента. – Как «Руби Тьюсдей» [6] Ruby Tuesday (рус. «Рубиновый вторник») – песня «Роллинг-стоунз». . Мило.

И тут расслабленное выражение его лица растворилось бесследно. Брови сошлись в попытке сосредоточиться, губы снова и снова беззвучно повторяли одно слово.

Руби .

Отодвинув ведро, я опустилась рядом с ним на колени, упершись одной рукой о землю возле его раскрытой ладони.

– Руби, – повторил он, ясные глаза затуманились. – Ты… Коул сказал… Он сказал мне, мы никогда не встречались, и я подумал… Я подумал, это сон.

Я поднесла тряпку к его лицу и начала нежными движениями стирать с него грязь и сажу. Лучше не придумаешь, рассудила я. Я не касалась его напрямую. Щетина на подбородке цеплялась за тряпку. Я сфокусировалась на маленьком белом шраме в уголке его рта. На том, чтобы не прижаться губами к этому пятнышку, неважно, как сильно, казалось, я в нем растворилась.

– Сон? – с нажимом спросила я, надеясь его разговорить. – Что за сон?

Это было… Нет, невозможно. Мне известно, как люди путаются, стоит только покопаться в их воспоминаниях, впадают в ступор от деталей, но я нашла, выбрала и выбросила все, связанное с собой, из памяти Лиама. Заменила себя воздухом и тенями.

Губы сложились в слабую улыбку:

– Хороший.

– Ли…

– Мне нужно… Ключи… – Голос становился все тише. – Мы пойдем получить… Думаю, Зу… Она в проходе с… С одним из…

В проходе ?

– Не хочу, чтобы эти ребята… засекли ее. Они причинят им боль, им обеим.

Я хотела отодвинуться, но рука Лиама как-то нашла мою на земле, и его пальцы вцепились в нее, удерживая на месте.

– Какие ребята? Зу в безопасности; никто не причинит ей боли.

– «Уолмарт»… Я сказал ей, я сказал ей идти с… Она пошла с… Нет, где она? Где Зу?

– Она в безопасности, – заверяла я, пытаясь высвободить руку. Но он не отпускал, словно парень пытался заставить меня что-то понять, но чем больше он боролся, тем тяжелее ему становилось дышать. Приложив другую руку к щеке Лиама, я склонилась над ним.

– Лиам, посмотри на меня. Зу в безопасности. Ты должен… ты должен отдохнуть. Все будет хорошо. Она в безопасности.

– В безопасности. – Слова прозвучали глухо, и парень закрыл глаза. – Не уходи снова, – прошептал он. – Не уходи… куда я не смогу пойти, пожалуйста, пожалуйста, только не снова…

– Я останусь здесь, рядом, – пообещала я, проводя пальцем по его скуле.

Ты должна остановиться. Должна уйти. Прямо сейчас.

– Не лги, – пробормотал Лиам, балансируя на краю сна. – Здесь… такое место, где не нужно…

Я вскочила – перед глазами замелькали пятна, а в висках запульсировала кровь. Прижав руки ко рту, я ждала, когда ко мне снова вернется зрение, стараясь не споткнуться о лежащих вокруг детей. Я знала, что он пытался сказать. Я уже слышала эти слова – потому что когда-то произнесла их сама, но это было… это было невозможно.

Здесь такое место, где не нужно лгать.

– Руби?

Вайда с Толстяком замерли перед полыхающими бочками, наблюдая за мной с одинаковым выражением беспокойства на лицах. Как долго они стояли там и что успели услышать?