Александра Бракен - Темные отражения. Немеркнущий [litres с оптимизированной обложкой]

Сотовые не ловили – даже радиосигнал не пробивался. Мама всегда рассказывала эту часть истории напряженным голосом: воображение рисовало ей картины того, чем все могло бы закончиться, продлись ураган чуть дольше. Родители просидели на заднем сиденье часа три, пытаясь не паниковать и прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. А я все проспала.

Думаю, бабушке нравилась эта история, потому что ей досталась роль героя. Она собрала из соседей поисковый отряд и своим грузовичком вытянула родительский автомобиль обратно на дорогу.

– Такова жизнь, пчелка, – годы спустя сказала она мне. – Порой несешься в панике, суетишься, не обращая ни на что внимания и не понимая, сколько вреда наносишь другим. А порой что-то просто случается уже с тобой, и ты ничего не можешь с этим поделать. Испытания даются, чтобы проверить, из какого ты теста.

Какой бы страшной ни была эта история, зиму я все равно любила; холод не пугал меня, потому что я знала: пройдут месяцы, недели, дни, и погода снова сменится. Это совсем несложно переждать холодные деньки в окружении тепла любящих тебя людей.

Но тот холод, который мучил меня сейчас, пробирал до самых костей, накатившее оцепенение никак не стряхивалось. И не было сил сражаться.

Земля скользнула у меня под спиной, островки грязи сменились льдом, а потом – камнями, впивающимися в копчик, раздирающими позвоночник. Я слышала потрескивание замерзших листьев, чувствовала резкие рывки, когда волосы за что-то цеплялись. Попыталась ухватиться за проплывающий мимо корень, чтобы не угодить в грязный ручей, но движение было слишком быстро. Солнце сверкнуло красным за веками, отозвавшись стреляющей болью в черепе. Я не чувствовала правую ногу – на самом деле, правую сторону тела я не чувствовала совсем. Только когда свет померк, я смогла открыть глаза, и мозг наконец-то сообразил, что это не земля двигалась, а я сама, и кто-то переместил меня еще глубже в лес.

За островками высоких белых облаков сквозь голые серые руки деревьев виднелось голубое небо. Ощутив резкий запах чужого тела, я нахмурилась. Кто-то крякнул от натуги, и под спиной прокатилось что-то большое и неровное. Потом снова пошла гладкая земля, и яма, налетевшая вдруг, без предупреждения, как, бывает, резко сбрасывает высоту самолет, заходящий на посадку. Желудок и глаза ухнули вниз.

На человеке был ношеный-переношеный темно-красный пуховик. Из дырки над бедром лез белый наполнитель. Слишком тесные джинсы трещали каждый раз, когда он поворачивался, чтобы получше ухватиться за мою ногу.

– Н-не… – На большее голоса не хватило. Я попыталась поднять другую ногу, чтобы отпихнуть незнакомца, но ни одна из конечностей не подчинялась.

Человек, должно быть, почувствовал, что я напряглась, потому что оглянулся.

– Что, очухалась?

Он разделился в моих глазах на двоих, потом на троих, на четверых. Сфокусируйся, приказала я себе. Парень выглядел столь же угрожающе, как Санта из торгового центра: с длинной клочковатой бородой и пузом. В книжках, которые читал мне папа, говорилось о том, что глаза у Санты весело блестят, а щеки – красные. Что ж, эти глаза тоже блестели, еще как. Жаждой наживы.

– Попробуй только что-нибудь выкинуть – шею сверну. Усекла?

Шевелись . Я попыталась приподнять бедра. Сколько раз инструктор Джонсон учил меня освобождаться из такого захвата! Попыталась нащупать камень, который смогу метнуть в уязвимое место, где основание черепа встречается с шеей, или швейцарский нож, которого уже не было в ботинке. Тело не слушалось. Я ударилась головой, но не настолько же, верно? События прошедшей ночи заволокло туманом. Я помнила длинный пеший поход, Джуда, взламывающего систему безопасности, коробки и ящики с флагами и надписями на странных языках. И Нокса. Нокс был там, верно?

Головная боль взорвалась где-то позади глаз, и я снова зажмурилась. Над нами сияло солнце – почему же мне было так холодно?

– Кое-кто очень хочет с тобой встретиться, – продолжил мужчина. – Пришел утром и все разнюхивал: спрашивал, не видали ли мы каких-нибудь детей. Сказал, что на аэродроме была облава, некоторые могли уйти. И я сказал себе: Джо Хиддл, этот парень либо спятил, либо говорит правду. Так что я, как обычно, отправился на охоту и, поглядите-ка, что нашел!

Я опустила бедра, пытаясь сделать спуск со следующего холма как можно тяжелей. Пусть я не могла сопротивляться, но и облегчать ему жизнь тоже не собиралась.

– Что … – начал он, выкручивая мою лодыжку под неестественным углом, – я тебе только что говорил?

Шея сохранила кое-какую подвижность, и я вытянула ее вперед, когда мы спускались с последнего холма. Палатки, даже большего размера, чем те, что я видела на складе. Большинство были белого цвета или с надписью СОБСТВЕННОСТЬ АРМИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ. Вздрогнув от ужаса, я неслабо пнула мужчину в заднюю часть колена. Боль, разорвавшая правую половину тела, была ничем по сравнению с агонией, которую я испытала, когда мужчина врезал мне по ребрам.

Пришлось притихнуть. Те крохи энергии, которые я на мгновение ощутила, были полностью израсходованы – мне казалось, я вижу, как ее след тянется за мной, словно кровь.

– Сандра! – закричал мужчина. – Сэнди, тот парень еще здесь?

Меня потащили вдоль палаток, и вокруг замелькали ноги и лица. Вонь накатывала волнами: запахи копченого мяса, грязного белья, затхлой воды. Палатки были установлены прямо в грязи, но внутри виднелись ковры, свечи, груды старых матрасов и постельного белья.

– Джо, это?.. – начал кто-то.

– Отвали, Ава, – предостерег Джо. – Я нашел ее. Сандра !

– Он только что уехал, – раздался голос другой женщины – она говорила с акцентом мне неизвестным. – Пойду гляну, вдруг его грузовик все еще на дороге. А ты… ты оставь ее здесь.

Толстовка задралась у меня на спине, и налипшая на нее грязь, замерзнув, казалась гладкой и скользкой. Что-то – кто-то – коснулось моей левой руки краем ботинка.

– Она… Эта девочка…

Покрасневшее лицо немолодой женщины склонилось над моим. Перчатки на ее руках были из разных пар. Стянув одну из них, женщина потянулась тыльной стороны руки к моему лбу. Джо только что не зарычал на нее, вынуждая отойти. Мои глаза снова закрылись, а когда открылись, на ее месте возникли уже другие лица, на которых, словно в портретной галерее, отражались разные эмоции. Портреты усталого страха, пейзажи печали, миниатюры любопытства. Я снова попыталась пошевелиться, но не могла унять бьющуюся в голове боль.

– Она дрожит, – высказался один мужчина. Я не видела его лица, только желтоватые «найки». – Дай-ка принесу ей одеяло.

– Она больна? Такая бледненькая! – прозвучал женский голос. – Боже, ей, может, и шестнадцати-то нет… посмотри на нее, Джо. Ты хочешь отдать ее тому человеку?