Александра Бракен - Темные отражения. Немеркнущий [litres с оптимизированной обложкой]

Это он был зверем. Тупым животным, совсем как Нокс. Это им нужен дрессировщик, тот, кто примет за них решение, кто проследит, чтобы они больше никому не навредили.

– Стой… стой , – зарыдал он, словно маленький. – Пожалуйста, Боже, пожалуйста…

Страх сочился сквозь его поры, кислый запах пота, тяжелое дыхание – все это я ощущала даже сквозь кожаный намордник, и этот смрад разъедал мои ноздри. Я усилила свое воздействие, подвигая девочку все ближе и ближе, пока ее призрачная, бледная рука не взметнулась вверх и не коснулась его лица, выводя узоры на мнимой крови и копоти.

Мы должны использовать их, чтобы остальные знали свое место.

– Ты… ты – чудовище, – выдавил Роб. – Вы все хотите погубить нас; вы хотите погубить все, будьте прокляты, прокляты, прокляты!

От резкого грохота, сопровождавшегося звуковой волной, тряхнуло заднюю часть автомобиля, отбросив меня на спинку сиденья. Потом раздался небольшой взрыв, и мы завертелись – и вертелись, и вертелись, – пока не остановились.

От удара вылетели задние окна, и меня засыпало осколками. Я услышала последний вскрик Роба перед взрывом и потом ничего – только скрежет и хруст металла, когда автомобиль влетел в частокол деревьев, растущих вдоль дороги.

Я врезалась в спинку сиденья, клацнув зубами. От удара по лбу все мысли вспыхнули ослепительно-белым. Изображения мальчика и девочки словно выхватили из моей головы. Они исчезли, лицо Роба исчезло, осталась только я – только то, что я сделала.

Боже мой . Я попыталась втянуть воздух через намордник, но, казалось, он затягивался на мне все сильнее, а в голове зазвучал пронзительный крик. Я уткнулась лицом в коврик, и с губ сорвался первый всхлип, словно мне наконец-то разрешили плакать. Боже мой, Боже мой, Боже мой .

Клэнси бы мною гордился. Тем, как я использовала этих детей, манипуировала ими, управляла, разрывая голову Роба, пока та не треснула. Клэнси бы взглянул мне в лицо и увидел свое отражение.

Мы должны использовать их, чтобы остальные знали свое место.

Желудок сжался, желчь поднималась по пищеводу, пока я ею не поперхнулась. Я хотела, чтобы меня вырвало, хотела избавиться от черноты, сгустившейся во мне, хотела вдохнуть чистого воздуха, убраться подальше от Роба, от того, в кого он меня превратил и что я натворила.

Чудовище, чудовище, чудовище, чудовище, чудовище . Я снова и снова била ногой по двери багажника, пока пластик не начал трескаться. Где Роб? Почему он молчит?

Раздался визг тормозов, хлопнула дверь. Я заколотила в дверь еще сильнее: монотонный бах, бах, бах , словно старый рок-н-ролльный ритм или стрельба в ночи.

Я все еще всхлипывала, когда задняя дверь наконец-то распахнулась. Повернувшись, с низким стоном боли я рухнула вниз, лицом в грязь. Даже на открытом воздухе намордник душил меня. И все никак не слезал, наверное, я так и останусь в нем навсегда…

– Тяжелый день, подруга?

Надо мной стояла Вайда, ее тень замерла на земле возле моего лица.

Я изо всех сил пыталась стянуть этот долбаный намордник, чувствуя вкус кожи и собственных соленых слез. Я знала, что мне хватает кислорода, но не могла унять нарастающую панику, которая, когда разбился джип, окончательно проникла в меня своими щупальцами. Я не хотела, чтобы Вайда видела меня такой. Не хотела, чтобы вообще кто-то из них видел.

«Пожалуйста, оставьте, пожалуйста, оставьте меня в покое; я не могу остаться с вами, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, просто оставьте меня здесь…

– Руби, – проговорила девушка, переворачивая меня. – Ладно, ладно , Руби… дай мне только снять его…

Нож перерезал пластиковые стяжки вокруг моих запястий, и я почувствовала пальцы Вайды на своем затылке, пока та пыталась разобраться с ремешками намордника. Я закричала на нее, умоляя «Оставь меня! Оставь меня!», но, кроме низких стонов, ничего не вышло.

– Вот дерьмо! – Кожаные ремешки ей тоже пришлось перерезать. Под ее осторожными пальцами щелкнул один, второй, а потом воздух полился мне в рот, холодный и отдающий выхлопными газами.

– Нет! – заплакала я. – Я не могу… ты должна… ты должна…

– Вайда! – закричал Джуд откуда-то издалека. – Она в порядке?

Я словно всплывала и погружалась снова в серое пенящееся море. Холод змеей скользнул по моим ногам и рукам, плотно обвившись вокруг груди, когда я пыталась отдышаться. По асфальтовой крошке обочины проскрипели ботинки. Меня коснулись еще одни руки, еще одно лицо нависло над моим.

– Проверь его! – рявкнул Толстяк.

– О, с удовольствием, – прорычала Вайда, обходя джип сзади.

– Можешь стоять? – Лицо Толстяка снова обратилось ко мне, руки похлопали меня по щекам. – Тебе больно? Можешь говорить?

Я попыталась отстраниться, отхаркивая что-то горькое, обжигающее, текущее по задней стенке горла.

– Боже мой, Руби, – Толстяк схватил меня за плечи, удерживая на месте. Его голос надломился. – Ты в порядке. В порядке, я обещаю. Мы здесь, хорошо? Сделай глубокий вдох. Посмотри на меня. Просто посмотри на меня – ты в порядке.

Я прижалась лбом к асфальту, пытаясь выдавить слова, предупреждение. Перед глазами плясали черные пятна, голова трещала так, словно кто-то вскрыл черепную коробку, да так и оставил. Ногти впились в покрытие подо мной, словно я могла закопаться достаточно глубоко, чтобы похоронить себя здесь. Я слышала крики, рядом и вдали, а еще я слышала Клэнси, его шелковый голос шептал мне на ухо: «Ты теперь моя».

– Ну? – спросил Толстяк. Мои глаза скользнули по лицу Вайды, ставшему болезненно-серым. Она плотно прижала тыльную сторону ладони ко рту.

Они вместе подняли меня с земли, а Вайда чуть ли не перекинула меня через плечо.

– Может, избавишься от браслетов? – спросила она Толстяка.

Цепочка все еще крепилась к наморднику, и то и другое волоклось за нами по земле, оставляя след.

– Не к спеху… Можешь вести?

– Как чертов гонщик, – скромно ответила она, – а что?

– Нет!.. – закричала я, вцепившись в воротник рубашки, пытаясь не дать ткани затянуться в ошейник-удавку. – Нет, вы должны… Должны оставить меня…

– Ру! – закричал Джуд. – Что с ней?

– Открой дверь! – распорядился Толстяк. – Нет, не ты, идиот… ты оставайся в машине!

– Она в порядке? Толстяк?

Лиам… Это Лиам, да? Кажется, будто это он, тот, каким был когда-то, где-то в другом конце туннеля. Как такое возможно? Лекарства?

Задняя дверь открылась, и Толстяк полез в машину первым, затаскивая меня за собой на сиденье. Я стиснула зубы от боли, при виде впрыгивающего Джуда, поднырнувшего под моими ногами, картинка начала расплываться. Я попыталась поднять руку, чтобы убрать волосы с глаз, но ниже плеч ничего не чувствовала.