Александр Михайловский - Второй год новой эры

Повинуясь внезапному порыву, я подошла к ней и взяла ее за руки. Заглянув в ее глаза, я увидела там страх и растерянность. Эх, мадам Марина… Тебе бы еще месяца два пожить без забот и хлопот, понянчить своего сынишку, отдохнуть от работы… Но ты выполняешь свой долг, а мой долг – во всем помогать тебе и облегчать твой труд настолько, насколько это возможно.

– Мадам Марина… – произнесла я, крепко сжимая ее ладони.

– Чего тебе, Люсенька? – ответила она немного сварливым голом, но я-то сразу почувствовала, что она оценила мой жест дружеской поддержки.

– Мадам Марин. Слушай меня. Все будет хорошо… Ты слышишь? Мы справимся…

– Да-да, конечно… – кивала она, не торопясь, однако, убрать свои руки.

– Мы сделаем все так, как надо. Ты можешь на меня положиться, мадам Марина… Давай просто постоим и подготовимся к нелегкой работе…

– Давай… – выдохнула она.

Так мы стояли, держась за руки, и я старалась передать ей свое спокойствие и уверенность. Я чувствовала, что у меня это получается. Она успокаивалась. И я видела в ее глазах безмерную благодарность… а она обняла меня и тихо прошептала:

– Спасибо тебе, Люся… Что бы я без тебя делала…

Вскоре в наш кабинет привели Лизу и Лялю. Мадам Марина закрыла за ними дверь, оставив любопытствующую толпу туземок в коридоре. Обе девушки стояли у порога, держась за свои животы и глядя на нас глазами, полными тревоги и надежды. Я невольно улыбнулась и заметила, что мадам Марина тоже старается спрятать улыбку под суровостью и деловитостью.

Девушки выглядели трогательно. Они прижимались друг к другу плечами и, несмотря на свою несхожесть, выглядели как беременные сиамские близнецы. Они то и дело переглядывались между собой, и было видно, что никакая сила сейчас не сможет развести их в стороны.

И мы стояли перед ними – облаченные в белые халаты и шапочки, и наш вид призван был внушать спокойствие и уверенность.

– Так… – сказала мадам Марина, садясь за стол и раскрывая тетрадь, – садитесь на кушетку, красавицы.

Те дружно сели.

– Начнем с Ляли, – сказала докторша. – Как ты себя чувствуешь, давно ли начались схватки, какова продолжительность, интервалы между ними?

Она задавала стандартные вопросы одной, потом другой, а я в это время готовила все необходимое.

– Марина Витальевна, мне страшно… – проговорила Лиза, – я боюсь рожать. Мне уже больно, а что будет дальше?

– Ну, детка моя… – ответила та, – так предусмотрено природой. Ты, главное, не пугай сама себя. Если ты будешь умницей и будешь слушать наши советы, все пройдет благополучно. Поверь, все это не так страшно, как тебе сейчас кажется…

Затем она на несколько секунд задумалась, и потом сказала мне:

– Люся, распорядись, чтобы принесли вторую кушетку.

Я вышла в коридор, где топтались туземки – они тат же притихли и уставились на меня. Пожалуй, мне впервые приходилось обращаться к ним напрямую. На меня с ожиданием смотрели четыре пары глаз – девушки были готовы выполнить любое мое распоряжение.

Я объяснила, что нужно сделать, и они, молча кивнув, зашли в кабинет и выполнили все быстро и аккуратно. При этом они старались выразить русским девушкам свое участие – взглядами, жестами, подбадривающими словами. И только тут до меня дошло, что ведь эти туземки – жены мужей этих девушек; тьфу ты, как замысловато звучит… Ну, то есть, те, которые тоже спят с русским вождями. Меня передернуло. Но что-то заставляло меня внимательно наблюдать за тем, с какой заботой и участием относятся туземки к своим «сестрам» – и отчего-то мое сердце стало таять. Так все это было мило, трогательно и бесхитростно, что я не могла не посмотреть на это под другим углом. Мне вдруг открылось, что да, действительно, в Племени все устроено справедливо, потому что при данных условиях по-другому нельзя. Ну, многоженство – но зато пристроено большинство женщин и девушек, что сводит к минимуму интриги и зависть. Тут же я постаралась одернуть себя – что с тобой, Люси д`Аркур? Неужели ты настолько деградировала без цивилизации, что уже многоженство кажется тебе справедливым устройством общества? Может быть, ты и сама наконец осчастливишь своего дикаря и почтишь его гарем своим согласием вступить в него? Ха-ха, видели бы тебя твои соратницы… Ты же просто дура, Люси. Слабая, эмоциональная, внушаемая дура. Мало того, что ты забыло о контрацепции, так ты еще теперь и умиляешься многоженству, находя это правильным и обоснованным? Если ты поддашься уговорам и вступишь в гарем, я перестану тебя уважать…

Так, насмешливо, говорила одна часть моей сущности другой. А та, другая часть, вдруг, неожиданно для меня самой, отвечала: «Замолчи наконец. Мои соратницы остались в другом мире, вместе со всем этим глупым феминизмом, который оказался пшиком и не сослужил мне никакой доброй службы, а даже наоборот. Это он вводил меня в заблуждение, создавая иллюзию, что я свободна. Но стоило измениться обстоятельствам – и все это потерпело крах! Я поняла, что все обстоит совсем не так, как меня учили. Феминизм – это просто религия. Но она, как оказалось, не универсальна. А вот убеждения этих русских работают! Они приносят пользу и меняют действительность в лучшую сторону. Так что замолчи навсегда, и больше меня не беспокой. Я буду принимать решения, не оглядываясь на тебя.»

Мое второе «Я» саркастически хмыкнуло, однако умолкло, отчего я сразу почувствовала себя свободней.

Тем временем весть о том, что русские девушки решили рожать, облетела поселок. И вскоре я услышала в коридоре тяжелый топот мужских ног. Затем раздался взволнованный стук. Мадам Марина, которая в это время, огородив кушетку ширмой, проверяла раскрытие шейки у Ляли, кивнула мне – и я подошла к двери. Открыв ее, я обнаружила, что там стоят оба русских вождя – мужья рожениц. Наверное, я не смогла сдержать улыбки – настолько были взволнованы будущие отцы. Месье Андре был бледен, он то и дело потирал подбородок, а месье Петрович, наоборот, раскраснелся от переживаний; и оба они ничем не отличались от других молодых папаш, стоящих в приемной роддома в трепетном ожидании появления на свет своего потомства.

– Как? Что? Все в порядке? Что-нибудь нужно? – сумбурно, наперебой спрашивали они, пытаясь заглянуть в кабинет.

Но я не пускала их внутрь – так распорядилась мадам Марина. Я отвечала, что все идет хорошо, что волноваться не следует. Но разве убедишь молодых папаш не волноваться в то время, когда у них рождается первенец?

– Ээ… Мадам Люси… – обратился ко мне месье Андре, нервно барабаня пальцами по стене. – Пожалуйста, будьте внимательны к моей супруге…

– И к моей, – вмешался месье Петрович, в глазах у которого было заметно плохо скрываемое беспокойство. – Вы же у нас специалист, мадам Люси… Мы вам доверяем самое дорогое…