Андрей Лазарчук - Мост Ватерлоо [компиляция]

– А вы… – Ненависть захлестнула Ососкова. – А вы за кем стояли?

– То есть как это – за кем? За вами!

– А вот не занимали вы за мной! За мной вот он занимал! – И Ососков ткнул пальцем в следующего за Ордыниным старичка с палочкой. – А откуда вы здесь взялись, я не знаю!..

– Ах ты!.. – Ордынин сначала отшатнулся, потом шагнул к Ососкову, и оба с треском ухватили друг друга за лацканы, видимо, крепко помня старую мудрость: дери на богатом рожу, на бедном – одежу.

– Да что ж вы, падлы, мне тут весы колебаете?! – страшным громовым голосом проговорила продавщица, делаясь вдруг еще огромнее, и протянула к дерущимся… нет, не руки – растопыренные птичьи когти. Очередь завизжала, кинулась врассыпную – и кошмар оборвался.

– Леня! Леня, проснись!.. – трясла за плечо жена.

Инструктор обкома Леонид Устинович Ососков резко сел на кровати, выпучил глаза…

– А?!

– Ты во сне кричал, – пояснила жена.

– А-а… – Все еще во власти жуткого сновидения, Леонид Устинович затряс головой. – А который час?

– Да народ уже на демонстрацию идет…

Ососков перелез через жену и, спрыгнув на пол, босиком прошлепал на балкон.

Утро выдалось солнечное. Внизу плескались алым шелком знамена, реяли детские шарики, плыли портреты. Говор, песни. Кто-то с оттягом рванул на баяне вальс, да так бодро, словно марш рванул. Мелькнул плакат: «Завершающему году пятилетки – наш ударный труд!» А с той стороны улицы в просветах между знаменами сияли свежевымытые витрины, уставленные ликерами и вавилонскими башнями из шоколадок и консервов…

«Черт, и приснится же такая дрянь!» – в смущении подумал Леонид Устинович и содрогнулся, вспомнив растопыренную птичью лапу.

Присяжный поверенный Александр Павлович Ордынин аналогичным рывком сел на высокой пружинной постели и открыл полные ужаса глаза.

Звонили к обедне. Александр Павлович проворно спустил ноги с кровати и, несколько нервически нашарив туфли, накинул халат. Хотел постучать в спальню жены, но вовремя одумался: сон был настолько неприличен и нелеп, что рассказывать его, право, не стоило.

Тогда он подошел к высокому окну и отвел штору. В синем весеннем небе плыл колокольный звон, сияли купола. Во весь карниз второго этажа дома напротив раскинулась аршинными буквами вывеска «Желанниковъ и сыновья». Благостный принарядившийся народ шел к обедне.

«Господи, и приснится же такая дрянь!» – в смятении подумал Ордынин и, хотя слыл человеком самых передовых взглядов, перекрестился – истово и боязливо.

1992

Я сразу же заподозрил неладное, увидев в его квартире оседланную лошадь.

– Как это ты ее на седьмой этаж? – оторопело спросил я, обходя сторонкой большое дышащее животное. – Лифтом?

Он горько усмехнулся в ответ.

– Лифтом… – повторил он. – Да разве такая зверюга в лифте поместится? В поводу вел. По ступенькам…

Собственно, я уже тогда имел право арестовать его. Лошадь была не просто оседлана – на ней был чалдар… Что такое чалдар? Это, знаете, такая попона из металлических пластинок. Похищена в феврале прошлого года из энского исторического музея вместе с мелкокольчатой броней и доспехом типа «зерцало».

– Удивляешься… – с удовлетворением отметил он. – Понимаю тебя.

Он уже ничего не скрывал. Комнату перегораживало длинное кавалерийское копье, а к столу был прислонен меч, восстановленный недавно специалистами по крыжу XII века. Кроме него из экспозиции пропал еще, помнится, полный комплект боевых ножей.

Я решил не засвечиваться раньше времени и, изобразив растерянность, присел на диван.

– Значит, летим исправлять историю? – придав голосу легкую дрожь, спросил я.

– Летим, – подтвердил он.

– Рязань?

– Калка! – Произнеся это, он выпрямился и сбросил домашний халат. От груди и плеч моего подопечного отскочили и брызнули врассыпную по комнате светлые блики. Его торс облегала сияющая мелкокольчатая броня, усиленная доспехом типа «зерцало». А вот и пропавшие ножички, все три: засапожный, поясной и подсайдашный…

Услышав грозное слово «Калка», лошадь испуганно всхрапнула и вышибла копытом две паркетные шашки.

И тут меня осенило, что у него ведь могут быть и сообщники…

– Сними ты с себя это железо! – искусно делая вид, что нервничаю, сказал я. – Тебя ж там первый татарин срубит! Знаешь ведь поговорку: один в поле не воин!

Крючок был заглочен с лету.

– Один? – прищурившись, переспросил он. – А кто тебе сказал, что я там буду один? В поле?

Уверен, что лицо недоумка вышло у меня на славу.

– А кто второй?

– Я.

– Хм… А первый тогда кто?

– Лошадь переступила с ноги на ногу и мотнула головой, как бы отгоняя мысль о предстоящем кошмаре.

– Ну хорошо… – смилостивился он. – Сейчас объясню…

И возложил длань на высокое седло, куда, по всей видимости, и была вмонтирована портативная машина времени марки «минихрон», украденная три года назад прямо из сейфа энской лаборатории.

– Итак, я включаю, как ты уже догадался, устройство и перебрасываюсь вместе с лошадью во вторник 31 мая 1223 года. Провожу там весь день до вечера. К вечеру возвращаюсь. Отдыхаю, сплю, а назавтра… – Он сделал паузу, за время которой стал выше и стройнее. – А назавтра я снова включаю устройство и снова перебрасываюсь во вторник 31 мая 1223 года! Вместе с лошадью! То есть нас теперь там уже – сколько?

– Ну, четверо, – сказал я. – С лошадьми…

И осекся. Я понял, куда он клонит.

– То же самое я делаю и послезавтра, и послепослезавтра! – Глаза его сверкали, голос гремел. – Семь тысяч дней подряд я перебрасываюсь туда вместе с лошадью и провожу там весь день до вечера. Я трачу на это без малого двадцать лет, но зато во вторник 31 мая 1223 года в окрестностях реки Калки возникает войско из семи тысяч всадников! И оно заходит татарам в тыл!..

Весь в металле, словно памятник самому себе, он стоял посреди комнаты, чуть выдвинув вперед правую ногу, и в гладкой стали поножа отражалось мое опрокинутое лицо.

«Брать! – тяжко ударила мысль. – Брать немедленно!..»

Но тут он дернул за свисающий с потолка шнурок, на который я как-то не обратил внимания, и со свистом развернувшаяся сеть из витого капрона во мгновение ока спеленала меня по рукам и ногам.

– Почему бы тебе не предъявить свое удостоверение? – мягко осведомился он. – Ты ведь из Группы Охраны Истории, не так ли?

«Спокойствие! – скомандовал я себе. – Главное, не делать резких движений!.. Это витой капрон!»

– Ты, видимо, хочешь сказать, – вкрадчиво продолжал он, – что мои семь тысяч будут слишком уж уязвимы? Что достаточно устранить меня сегодняшнего – и не будет уже ни меня завтрашнего, ни меня послезавтрашнего… Достаточно, короче, прервать цепочку – и все мое войско испарится на глазах у татар. Так?