Илья Шумей - Падшие из ада

– Уймись, Вань, – негромкий голос Плеско обладал исключительным даром охлаждать самые горячие дискуссии, – когда я говорил, что у Волочина ничего не выгорит, это еще не означает, что его действия не будут иметь для Лиги никаких последствий. Он сунул палку в осиное гнездо и активно ею там орудует. В итоге не поздоровится не только ему, но и всем, оказавшимся поблизости. И чем дольше мы позволим ему творить свое непотребство, тем сложней нам будет потом расхлебывать его результаты.

– И в чем же они могут заключаться?

– Да как ты не поймешь! – Игнат хлопнул костлявой ладонью по столу, отчего присутствующие невольно вздрогнули. На их памяти Старший Арбитр впервые позволил себе столь яркое проявление эмоций, – все, все, что мы кропотливо отстраивали в последние годы, может в одночасье пойти прахом! Мы осторожно, шажок за шажком балансировали систему, избавляя ее от недостатков и уязвимостей, стремясь к максимальной надежности и стабильности, и тут заявился Волочин и взмахнул кувалдой…

Плеско выпрямился на стуле и сделал глубокий вздох, чтобы немного успокоиться.

– После того, как испуганные и разгневанные обыватели расправятся с ним, как ты думаешь, к кому они придут с неудобными вопросами? Что ты скажешь людям, которым мы обещали комфорт и безопасность, и которых мы не смогли защитить?

– Я никому ничего такого не обещал!

– Поверь мне, к тому моменту твое мнение уже не будет иметь никакого значения. С нас спросят в любом случае. И бежать нам некуда, разве что за Стену…

– Хорошо, допустим, – нехотя согласился с оппонентом Торбицкий, – что вы предлагаете?

– Волочина необходимо остановить, – вновь заговорил Александр, – остановить любой ценой, и сделать это необходимо как можно скорей!

– С учетом его послужного списка задачка представляется не самой тривиальной, тем более, что, по Вашим словам, силовики уже пытались с ним разобраться, но безуспешно, – Плеско пристально посмотрел на Александра, – какие у нас есть еще варианты? Припрятанный в рукаве козырной туз нам бы сейчас не помешал.

– То, что я предлагаю – не столько туз, сколько Джокер, но, боюсь, ничего другого нам не остается.

Александр не назвал его имени, ни взглядом, ни жестом не намекнул, о ком идет речь, но, тем не менее, головы всех присутствующих дружно повернулись к безликой проекции Эдуарда. Зеленая кайма вокруг его силуэта свидетельствовала о том, что он на связи, но панель текстовых комментариев по-прежнему оставалась пустой.

Эдуард откинулся в своем кресле и, приняв у стюарда новый бокал с коктейлем, сделал большой глоток. Он прекрасно знал, что скажет им, знал, что они ему ответят, и знал, что в конце концов его условия будут приняты. Как он и предвидел. Лига сама загнала себя в ловушку, и теперь все их попытки торговаться с ним были заведомо обречены на неудачу. Момент настал, но Эдуард никуда не спешил, стремясь насладиться им в полной мере, и в очередной раз радуясь, что никто не видит его довольной ухмылки.

Отдел косметики и бытовой химии скрывался в глубине магазина, а потому эпидемия разграбления на стройматериалы для баррикад до него еще не добралась. Кроме того, представленными здесь товарами нельзя было утолить жажду или голод, так что никто не проявлял к ним особого интереса, и мы с Кирой оказались тут одни. Шум окружающей суматохи сюда еле долетал, и нам наконец представилась возможность хотя бы немного перевести дух.

– Что мы тут ищем? – Кира остановилась рядом со мной, осматривая полки в мерцающем свете желтого чадящего пламени.

– По-моему, возможность просто посидеть в тишине уже дорогого стоит.

Я воткнул древко факела в щель между стойками и уселся прямо на пол, вытянув гудящие ноги. Мы несколько часов кряду таскали туда-сюда разносортные железяки, и теперь у меня ныло все тело. А завтра, наверняка, я едва смогу пошевелиться от боли в истерзанных мышцах. Если доживу, конечно, что уже не представлялось само собой разумеющимся фактом.

Кира села рядом, предусмотрительно подложив под себя упаковку туалетной бумаги.

– Петро не будет ждать нас вечно. Ты уже придумал, что ему предъявишь?

– Сгодится любая возможность, которая поможет нам выбраться отсюда. Он ждет от меня какого-нибудь уберваффе, и я постараюсь его не разочаровать.

– Думаешь выслужиться перед ним? – в голосе жены проступила плохо скрываемая неприязнь, – думаешь, он тогда смилостивится и нас отпустит на все четыре стороны?

– Я сомневаюсь, что Нижние, против которых он обратит мое оружие, примут меня потом с распростертыми объятиями.

– Как же тогда быть?

– Если мы хотим пройти через контролируемые ими территории, то нам придется как-то завоевать их доверие, сыграть за их команду, – каменный пол начал холодить мне зад, и я, взяв с полки еще одну пачку бумаги, последовал примеру Киры. Да и сидеть так удобней, – если мы организуем диверсию, поможем Нижним прорвать нашу оборону, то тогда у нас с тобой появится шанс.

– Ты собираешься предать Петро и его отряд? – теперь неприязнь сменилась возмущением.

– А что, выслужиться было бы лучше? – хмыкнул я, – Предать можно только того, кто тебе доверяет, кто считает тебя своим. А тот факт, что мы с ними живем на этажах выше двухсотого, еще не делает нас семьей. Я ни ему, ни остальным ничем не обязан.

– Все равно, это какая-то извращенная логика по-моему.

– Если ты не в курсе, то чистая логика, вообще, исключительно аморальна и бесчеловечна.

– Так себе оправдание, если честно.

– Я не пытаюсь оправдываться, я просто объясняю тебе, что к данной ситуации используемые тобой мерки не подходят. А насчет логики… – я почесал нос, – мы как-то привыкли, что в случае опасности в первую очередь надо спасать стариков, детей и женщин, но иногда ситуация складывается так, что действовать нужно строго наоборот. Когда в осажденной крепости продуктами в приоритетном порядке обеспечиваются держащие оборону солдаты, а мирные жители умирают с голоду. Когда раненых логичней добить, нежели пытаться их спасти и тратить на них силы и ресурсы. Когда голодающая стая вынуждена убить и съесть своего самого старого или, напротив, самого молодого, а потому бесполезного члена, чтобы выжить. Когда самоотверженная попытка спасти всех неизбежно приведет к общей погибели, а жестокое, но разумное решение позволяет спасти хотя бы некоторых.

– Не знаю, как тебе, а мне претят такие вот бездушные рассуждения. Человеком нас делает не только разум, но еще и мораль, нравственность и милосердие. Если мы в своих поступках будем руководствоваться исключительно холодным расчетом, то превратимся в машины!

– Надеюсь, нам все же удастся избежать подобной участи.